Читать «Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений» онлайн - страница 157
Марк Блиев
Как руководитель освободительного движения, он решением суда был признан «главным виновником» восстания. Сам Махамат Томаев признавал себя «виновником» и свое «преступление» объяснял так: «...увлекся в это преступление по просьбе всех осетин защищать их». Его судили вначале в Тифлисе, а затем во Владикавказе; согласно судебному решению от 27 октября 1851 года он был сослан в Тамбовскую губернию.
Организовав вместе с генералом Андрониковым одну из значительных вооруженных провокаций, Воронцов в угоду грузинским тавадам учинил жестокую расправу над «бунтовщиками Осетии». Беззаконие, творившееся им в осетинских обществах, впрочем не только в осетинских, входило в его политическую философию, которую он утвердил на Кавказе. По собственному признанию Воронцова: «Если бы здесь (на Кавказе. – М. Б.) было нужно исполнение закона, то государь не меня бы прислал сюда, а свод законов». Аресты и суды, охота на участников движения сопротивления имели у наместника четкую направленность. Несостоявшуюся раздачу грузинским дворянам югоосетинских земель Воронцов как бы пытался восполнить в угоду тавадам массовыми наказаниями осетин. Стоит обратить внимание на то, что после событий 1850 года, в особенности после проигрыша дела Мачабеловых, наместник действовал в Южной Осетии одними силовыми методами. Одновременно усилились его «политические игры» с грузинской знатью. В роскошном дворце в центре Тифлиса, где жил Воронцов, участились приемы, устраивавшиеся для грузинских тавадов. Приемы, как правило, не обходились без взаимных восторгов и откровенной лести. На одном из этих приемов Воронцов сделал важное заявление, раскрывавшее квинтэссенцию его политического кредо. «Эта маленькая Грузия, – говорил он, – станет со временем самым прекрасным, самым прочным золотым шитьем на многоцветной ткани великой России». Так публично грузинской общественности внушалась идея исключительности Грузии и грузинского народа. Конечно же, Воронцов не был основоположником этой понравившейся ему идеологии, но за ним следует признать выдающийся вклад в ее развитие. Наместник не случайно озвучил идею о процветании и «золотом шитье» – Грузия его времени по сравнению с той, которую можно было наблюдать накануне ее присоединения к России, становилась страной, вполне благополучной. Понимало ли грузинское дворянство, которое больше всего пользовалось благами не только России, но и Кавказа, свое особое положение в Российской империи? Несомненно! В одном из своих заявлений грузинские дворяне середины XIX века отмечали: «...Не проходит дня, чтобы каждый из нас не видел доказательства высокой об нас попечительности русского нашего государя; не проходит дня, чтобы для благосостояния нашего не проливалась кровь русских»... На почве, насаждаемой российскими главнокомандующими и главноуправляющими, а позже – наместниками, восседавшими в Тифлисе, идеология исключительности выращивала в Грузии сословие, паразитировавшее на живом теле грузинского и осетинского крестьянства, консервировавшее восточные методы деспотизма, ксенофобии и политического цинизма.