Читать «Южная Осетия в коллизиях российско-грузинских отношений» онлайн - страница 152
Марк Блиев
Воронцов, как и грузинские тавады, занимавшие высокие государственные должности, не сомневался, что общее собрание правительствующего Сената отменит решение четветого департамента, принятого еще в январе 1851 года. Осенью 1852 года Сенат вернулся к слушанию «по делу осетин». Сенат подтвердил, что ранее, еще летом 1851 года, его расширенное заседание обсудило решение четвертого сенатского департамента и утвердило его в виде постановления. Его получили Тифлисская палата уголовного и гражданского суда и Горийский уездный суд, решения которых по поводу крепостной зависимости осетин от князей Мачабеловых были признаны неправомерными и подлежали отмене. 12 сентября 1852 года правительствующий Сенат вновь подтвердил предыдущую процедуру прохождения «дела об отыскании свободы» и отказа князьям Мачабеловым в домогательстве о признании крепостного права над осетинами». Одновременно было принято распоряжение о том, чтобы постановление Сената направить Горийскому уездному суду. Собственно, Сенат своим постановлением ограничивал себя от более расширительного толкования правовых деталей, касавшихся отношений грузинских князей с осетинами, поскольку еще 8 июня 1852 года последовал указ Николая I, также не признававшего за князьями крепостного права над крестьянами. В указе императора, составленном на основе проекта Воронцова, были смягчены формулировки – так, чтобы учесть и позицию Сената. Этим объяснялось появление инструкции наместника, по которой на местные российские власти «возлагалось привести в исполнение высочайшее повеление об освобождении осетин 7 ущелий из зависимости князей Мачабеловых».
Суть российско-грузинской коллизии в Южной Осетии
Бесспорно, что обсуждение осетинского вопроса на Кавказе и в Петербурге и принятые решения, признававшие независимость осетин от крепостнических притязаний грузинских феодалов, имели важное политическое значение для Осетии. Они несколько приостановили упорное стремление грузинской знати к полному разделу югоосетинских обществ. Однако усилия российских властей были вызваны, конечно же, не заботой о социальном положении осетин, оказавшихся в тяжелом хозяйственном и дискриминационном социальном положении. Естественно, их не смущала и угроза грузинской агрессии, ставившая на карту вопрос о физическом существовании населения южных районов Осетии, примыкавших территориально к Грузии. Не было главным и другое – непокорность осетин грузинским тавадам и частые карательные экспедиции, дорого обходившиеся государству – т. е. причины, на которые ссылались официальные власти, в том числе император. «Невидимой», но более основательной причиной «освобождения» осетин – точнее, недопущения установления в Южной Осетии крепостничества – т. е. вполне, казалось бы, «нормального процесса» для России 50-х годов XIX века, являлось все еще хорошо просматриваемое расхождение между двумя разными формами феодализма – российского и отличного от него грузинского. Это было видно и при Александре I, в 1814 году не признавшем за князьями Эристави феодальных прав на осетин. Это в 30-е годы XIX века пытались исправить граф Паскевич и Николай I. Наконец, в 1850–1852 годах Николай I отстранил князей Мачабели, пытавшихся вместо русского крепостничества внедрить в Южной Осетии восточно-персидское. В Петербурге ясно понимали, что радикальные меры в отношении разбойного грузинского феодализма могут привести к новым политическим осложнениям между российскими властями и тавадами. Но здесь же отдавали себе отчет в том, что деспотический режим, который пытались установить Мачабеловы в Южной Осетии, по меньшей мере не являлся российским, а со временем мог стать и вовсе ...не относящимся к России. Замечательно, что главный защитник интересов тавадов – Воронцов эту особенность видел особенно четко. В инструкции, составленной для особой комиссии, которой поручалось «привести в исполнение» указ Николая I об освобождении осетин от князей Мачабеловых, объяснялись два вопроса: 1. «Должны ли они (осетины. –