Читать «Конец Большого Юлиуса» онлайн - страница 54

— Помочь мне уже никто не может, — сказал капельдинер, и Глебов, отвернувшийся было к столу, чтобы убрать коробку с гримом в ящик, быстро обернулся — столько искренности и горя было в словах старика.

— Сейчас я вам все расскажу, — сказал, старый капельдинер, протягивая руку к графину с водой. — Разрешите, я выпью воды. Вот уже несколько дней у меня что-то жжет в горле, и я никак не могу напиться.

«Мы с вами, Иван Леонидович, давно работаем в одном театре. Как же, вы дебютировали в двадцать втором году, а я поступил в театр в двадцать четвертом. Правильно. Между прочим, до сих пор никто в театре не знает настоящей причины, по которой я выбрал профессию капельдинера. Когда кто-нибудь интересовался этим вопросом, я объяснял безработицей. Помните нэп? Биржу труда? Хозяев? Вот я на все это и ссылался.

Как же было на самом деле? Трудно объяснить. Меня когда-то выгнали из многих провинциальных театров. Да, представьте, я служил в оперных труппах! Кто бы мог подумать, правда? Ничего хорошего из этого не получилось, тенорок у меня был плохонький, и обращаться с ним я не умел.

Мамаша моя… Вы извините, я издалека начинаю! Слишком долго, Иван Леонидович, моей жизнью никто не интересовался. Ходил человек на работу, безбилетных не пропускал, свою группу мест содержал в порядке, что ж еще от него нужно? Птица на фоне талантов мелкая! Да, Иван Леонидович, у меня есть основания говорить о себе в прошедшем времени! Вот вы послушайте, что я вам дальше объясню…

Значит, мамаша моя однажды смертельно отравилась театром. Как я уже после ее смерти установил по старым дневникам и письмам, в мамашу мою, когда ей еще не было семнадцати лет, влюбился на несколько дней проезжий актер оперного театра.

Ну-с, он закончил в городе гастроли и уехал, а она, бедненькая, так до конца своих дней и не поняла, что же все-таки с ней случилось, горе или счастье?

С одной стороны, как будто горе. Дело происходило в Вологде, родители мамаши были староверами, так что, когда все открылось, на нее обрушился позор, проклятия — словом, весь антураж того времени.

Но, с другой стороны, перед ней открылись ворота в наш холщовый расписной рай. Вот она туда забежала и обратно на свет божий не вышла! И когда дед ее выгнал из дома в одном платьишке, она прибежала в гастролирующий оперный театрик и упросила взять — ее портнихой, даром, за кусок хлеба… К просьбе снизошли, и всю дальнейшую свою жизнь она провела в костюмерной. И это она, бедная, считала счастьем. Через срок, положенный на то природой, родился я. И она по доброте и наивности души приняла и меня за счастливый дар.

Актеры, сами знаете, люди отзывчивые. Собрали кое-что для мамаши. Колоратурное сопрано влияло на директора и упросило оставить нас обоих в театре.

Жизнь у мамаши так и не наладилась. Мало-помалу у нее сложилось маниакальное решение вырастить из меня знаменитого певца. Ей все казалось, что я очень похож на героя ее юности! Вообще говоря, наверное, был похож, все-таки этот тип осуществил в отношении меня некоторые функции отцовства…