Читать «Собрание сочинений, том 17» онлайн - страница 95
Фридрих Энгельс
Главной причиной этого является чрезмерная централизация всей системы управления во Франции, особенно военного управления. Вплоть до самого последнего времени Франция была разделена для военных целей на двадцать три округа; в каждом из них, насколько это было возможно, находились гарнизоны, состоящие из одной пехотной дивизии с кавалерией и артиллерией. Между командующими этими дивизиями и военным министерством не было промежуточного звена. Больше того, эти дивизии были просто административными, а не военными организациями. Составлявшие их полки не предполагалось сводить во время войны в бригады; они только в мирное время подчинялись в дисциплинарном отношении одному и тому же генералу. В случае угрозы войны их могли направить в совершенно различные армейские корпуса, дивизии или бригады. Дивизионного штаба, кроме штаба, Выполняющего административные функции, или состоящего лично при командующем генерале, вообще не существовало. При Луи-Наполеоне эти двадцать три дивизии были объединены в шесть армейских корпусов, каждый под командованием маршала Франции. Но эти армейские корпуса, так же как и дивизии, не были постоянными формированиями на случай войны. Они были организованы для политических, а не для военных целей. Настоящего штаба у них не было. Они представляли собой полную противоположность прусским армейским корпусам, каждый из которых имеет постоянную организацию для войны с определенным количеством пехоты, кавалерии, артиллерии и инженерных войск, а также с военным, санитарным, юридическим и административным штабным управлением, готовым к проведению военной кампании. Во Франции административная часть армии (интендантство и т. д.) получала приказы не от командующего — маршала или генерала, — а непосредственно из Парижа. Если при таких условиях Париж оказывается парализованным, если коммуникации с ним перерезаны, то в провинциях не остается никакого организующего ядра; они оказываются точно так же парализованы и даже, может быть, в еще большей степени, поскольку освященная столетиями зависимость провинций от Парижа и его инициативы благодаря стародавнему обычаю стала неотъемлемой частью национального символа веры, восставать против которого не только преступление, но и святотатство.
Помимо этой главной причины существует другая, хотя и второстепенная, но в данном случае вряд ли менее важная; она состоит в том, что в результате внутреннего исторического развития Франции ее центр находится в опасной близости к ее северо-восточной границе. Триста лет тому назад это обстоятельство имело гораздо большее значение. Париж тогда находился на окраине страны. Целью почти непрерывного ряда войн против Германии и Испании, когда последняя владела Бельгией, было прикрыть Париж с востока и северо-востока большим пространством завоеванной территории. С того времени, как Генрих II захватил три епископства — Мец, Туль и Верден (1552 г.), — и до революции таким путем были завоеваны и присоединены к Франции Артуа, часть Фландрии и Эно, Лотарингия, Эльзас и Монбельяр, чтобы служить буферами, которые примут на себя первый удар при вторжении, направленном против Парижа. Мы должны признать, что этническая принадлежность, язык и обычаи населения предопределили превращение почти всех этих провинций в неотъемлемую часть Франции, и что Франция — благодаря, главным образом, революции 1789— 1798 гг. — сумела полностью ассимилировать и остальные. Но даже и тогда Париж остался подверженным опасности. От Байонны до Перпиньяна и от Антиба до Женевы сухопутная граница страны находится на значительном удалении от Парижа. От Женевы через Базель до Лаутербурга в Эльзасе это расстояние не меняется; граница образует дугу, описанную из Парижа как из центра и имеющую одинаковый радиус в 250 миль. Но в Лаутербурге граница отходит от этой дуги и образует внутри нее хорду, которая в одном месте находится только в 120 милях от Парижа. «La ou_le Rhin nous quitte, le danger commence»