Читать «Новые письма счастья» онлайн - страница 135
Дмитрий Львович Быков
Что мне снилось? Что здесь завелись хунвейбины (не за совесть, а так, за бабло); что кого-то сажали, кого-то убили, но почти никого не скребло; тухловатый уют в сырьевой сверхдержаве расползался, халява росла, много врали, я помню, и сами же ржали – но ведь это нормально для сна! И начальник – как Оле-Лукойе из сказки, но с сапожным ножом под полой, – создавал ощущение твердой повязки на трофической ране гнилой, и от знойного Дона до устья Амура все гнила она в эти года – под слоями бетона, под слоем гламура, под коростою грязи и льда, и пока нам мерещились слава и сила, вширь и вглубь расползалось гнилье, и я чувствовал это, но все это было, как обычно во сне, не мое. Позабылись давнишние споры и плачи – вспоминались они, как кино. Я не верил уже, что бывает иначе. Если так, то не все ли равно? Я не верил уже, что на этом пространстве, где застыла природа сама, – задавали вопросы, не боялись острастки, сочиняли, сходили с ума; все наследники белых и красных империй в густо-серый окрасились цвет; я не верил уже, что бывает критерий, и привык, что критерия нет. Так мы спали, забыв о ненужных химерах, обрастая приставками «лже»… Между тем он работал, как раб на галерах – или нам это снилось уже?
Иногда, просыпаясь на самую малость, – полузверь, полутруп, андрогин, – я во сне шевелился, и мне представлялось, что когда-то я был и другим; видно, так вспоминают осенние листья, что шумели на майском ветру, – но за десять-то лет я отвык шевелиться, так что сам говорил себе «тпру». Я не верю, что дело в одном человеке, но теперь его отсвет на всем: я смотрю на него, и опять мои веки залепляет спасительный сон.
Словно старая пленка, темна и зерниста, словно старая кофта, тесна, – длилась ночь, и росла моя дочь-озорница, и тоска моя тоже росла; рос мой сын, – и ему уже, кажется, тесно в этой душной всеобщей горсти; рос мой сон, и росло отвращенье, как тесто, но никак не могло дорасти, не могло дотянуть до чего-нибудь, кроме обреченной дремоты ума, потому что достаточно пролито крови, а других вариантов нема.
Десять лет я проспал. И все чаще я слышу отдаленный, томительный гром – то ли яблоки в августе бьются о крышу, то ли все-таки дело в другом. Десять лет всенародное Оле-Лукойе крутит зонт, не жалея труда…
А когда я проснусь, то увижу такое, что уже не засну никогда.
ТАРИФНОЕ
Вот тут кричат, что подняли тарифы на ЖКХ, на воду и на свет, и все клюют правительство, как грифы, а я его за это клюну? Нет. Теперь тарифы вырастут на четверть, так порешили властные слои – но требует признать простая честность, что их расходы выше, чем мои. «Давайте все поддерживать корону!» – воскликнет государственник-поэт. Им надо, например, на оборону. А нам на оборону надо? Нет. Мы требуем от Родины мачизма. Дрожи, сосед, и в ужасе глазей. В кольце врагов живет моя Отчизна, а я, наоборот, в кольце друзей. Мне надо, чтобы денег ей хватало, и чтоб она всегда была права, и чтоб хоть через раз над ней взлетала экстримная ракета «Булава». Пусть увеличат хоть наполовину тарифы эти в пять ближайших лет. Им нужно, например, на медицину. А мне на медицину надо? Нет! Подобно древнеримскому герою, я помощи подобной не хочу, я сам себе скорее вены вскрою, чем сдамся участковому врачу. Его глаза прицельные нелживы. Он аспирин мне бросит, как врагу, и мысленно взревет: «Зачем вы живы?!» – и я ему ответить не смогу. Я лучше как-нибудь самолеченьем – отварами, настоями, драже... И, кстати, точно так же с обученьем: оно нужнее им, а я уже.