Читать «Лунные пряхи» онлайн - страница 7

И я двинулась по тенистой тропке вдоль реки.

Вскоре тропинка начала подниматься вверх, сначала плавно, а потом довольно круто; русло реки делалось более каменистым, чаще встречались пороги, все более шумные, по мере того как долина, сужаясь, переходила в небольшое ущелье, не освещаемое лучами солнца, а тропинка над стремительным зеленым потоком воды становилась труднопроходимой. Над головой моей смыкались кроны деревьев, свисали листья папоротника, шаги мои эхом отдавались в скалах. Однако, несмотря на кажущееся уединение и оторванность от всего мира, это маленькое ущелье, должно быть, являлось чем-то вроде большака для людей и животных: тропинка была утрамбована и повсюду встречались многочисленные свидетельства того, что мулы, ослы и овцы ходили этой дорогой ежедневно.

И через несколько минут я поняла причину этого. Поднявшись по довольно крутому скату сквозь редеющие заросли сосен, я вдруг вынырнула из тени ущелья и очутилась на открытом плоскогорье, примерно в полмили шириной и глубиной в двести-триста ярдов — словно широкий уступ на склоне горы.

Здесь простирались поля, принадлежащие жителям Агиос-Георгиос. С трех сторон это плоскогорье было укрыто деревьями, а к югу, по направлению к морю, оно понижалось, образуя скалистые ступени с огромными, беспорядочно разбросанными валунами. Севернее плодородного участка земли вздымались горы, серебристо-рыжеватые в ярком солнечном свете, местами покрытые оливковыми рощами и прорезанные глубокими лощинами, поросшими деревьями. По самой крупной из этих лощин струилась речка, прокладывая себе путь через плоскогорье, образуя широкое русло. И каждый дюйм этой ровной земли был тщательно обработан. Между огородами располагались ряды фруктовых деревьев: я увидела цератонии, абрикосовые деревья, не говоря уж о традиционных оливах и лимонных деревьях. Поля были отделены друг от друга узкими канавками или же невысокими каменистыми насыпями, где беспорядочно росли маки, фенхель — сладкий укроп, петрушка и добрая сотня других трав, — все, как я знала, можно было использовать как целебные. А вдали по краям плоскогорья там и сям стояли яркие критские ветряные мельнички, размахивали своими холщовыми крыльями и разбрызгивали воду в канавы, прорезающие сухую почву.

Вокруг не было ни души. Я миновала последнюю ветряную мельницу, пробралась через ряды виноградных лоз, расположившихся на террасах вдоль склона, и остановилась в тени лимонного дерева.

Здесь я замешкалась, почему-то вдруг пришла мысль не ходить дальше. С моря дул прохладный ветерок, в воздухе стоял восхитительный аромат цветущих лимонов, вид отсюда открывался просто чудесный — но у моих ног мухи жужжали и копошились в пыли над пометом мулов, и алая пачка из-под сигарет, рваная и размокшая, застряла в сорняках у самой воды. И даже тот факт, что на пачке было по-гречески написано «ΕΘΝΟΣ», а не что-нибудь родное и знакомое типа «Вудбайн» или «Плейерс», не прибавлял ей очарования — она являла собой всего лишь мерзкий хлам, способный испоганить целую квадратную милю сельской местности.