Читать «Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера» онлайн - страница 81

Это было понятно всем и обернулось моральным крахом революционного движения, заставив отвернуться от него абсолютное большинство прежних приверженцев. В 1909–1911 годах революционное подполье практически прекратило свое существование.

Руководство всех революционных партий разрывалось между необходимостью морального осуждения бандитизма и выгодой получения своей доли от грабителей. Сначала на темную сторону экспроприации закрывали глаза, потом осуждали ее на словах, не отказываясь от денег, поступавших в партийные кассы, и, наконец, сделали хорошую мину при плохой игре, полностью запретив экспроприации тогда, когда последние неугомонные экспроприаторы были перестреляны, перевешаны или засажены на каторгу.

Ходила молва о том, как выпущенные с каторги Февральской революцией партийные боевики (эсеры, большевики, максималисты, анархисты и прочие) приобретали в провинции в 1917 году дома, магазины, земельные участки. Все это, разумеется, было конфисковано в 1918 году и позже; поистине — экспроприация экспроприаторов!»

Разумеется, сходная ситуация, как мы это уже неоднократно повторяли, должна была приводить и к сходным стратегиям поведения: предки Гитлера в данном партизанском крае должны были постепенно превращаться из скромных борцов невидимого политического и религиозного фронта в обыкновенных грабителей, а их духовные наставники должны были совершать такую же идейную эволюцию, как и российские революционные вожди в 1905–1911 годах! Ведь и католические священники должны были получать свою долю от грабительской добычи — хотя бы в виде традиционной десятины, церковного налога, да и богатеющие разбойники должны были от души делиться пожертвованиями в пользу своих духовных наставников!

Это примеры современной человеческой истории, характерные весьма печальной закономерностью: человеческие массы, внезапно приобщенные к использованию оружия и развращенные безнаказанностью его применения, обнаруживают крайне низкую моральную устойчивость против безграничного озверения. Джинн насилия, выпущенный из бутылки, с огромным трудом поддается его последующему водворению в исходное состояние.

Тысячи казней, совершенных царскими властями, и общее негативное отношение дореволюционного русского общества к уголовным преступлениям — весьма значительный показатель определенной духовной зрелости того общества! — позволили покончить с разгулом бандитизма в России после 1905 года, оказавшегося, однако, зловещим предзнаменованием того, что могло случиться и действительно случилось позднее — уже в 1917 году и позже.

Махновщина и оказалась лишь одним, хотя, возможно, и наиболее красочным примером всеобщего беспредела, воцарившегося в послереволюционной России. Вопреки залихватскому прогнозу Бабеля, ее удалось подавить — как карательными, так и социально-экономическими мерами. Наступивший НЭП позволил восстановить почти прежние нормы экономического поведения и заставил массу украинских землепашцев прекратить тотальный грабеж горожан и заняться естественным обменом собственной сельхозпродукции на промышленные товары, вновь начавшие выпускаться возрожденной городской промышленностью.