Читать «Мифы и правда о восстании декабристов» онлайн - страница 227

Но Родзянко еще накануне открытия сессии Думы (приблизительно 10–12 февраля) подал царю доклад, в котором подробно анализировалось трагическое экономическое положение страны; выводом из него была настойчивая просьба передать власть правительству, ответственному перед Думой.

Николай II не без оснований заподозрил Родзянко в целенаправленном нагнетании страстей, и, к сожалению, то же отношение сохранялось и к его последующим реляциям.

Между тем, 24–26 февраля страсти в столице накалились до предела.

Вот как три месяца спустя описывал события, свидетелем и участником которых был он сам, старший фельдфебель учебной команды Волынского полка Тимофей Иванович Кирпичников.

Утром 24 февраля один взвод учебной команды под его началом был послан на Знаменскую площадь (у Московского, тогда — Николаевского вокзала) с задачей рассеять толпу:

«Публика окружила нас сзади, идущие на нас кричат: „Солдатики, не стреляйте“. Я сказал: — „Не бойтесь, стрелять не будем“. — Толпа людей с красными флагами приблизилась к нам. Я в то время, что называется, обалдел. Думаю: „стрелять — погиб, не стрелять — погиб“. Офицер стоял здесь. Я подхожу к нему и говорю: „Они идут, хлеба просят, пройдут и разойдутся“. Он взглянул на меня, улыбнулся и ничего не сказал. Он стоит, ничего не говорит, и жестом показывает — проходить — говорит: „Проходи, проходи“.

Толпа прошла — обогнула нас по обеим сторонам, и остановилась около памятника [Александру III]. Проходя кричали: „Ура, молодцы солдатики“. Там говорили ораторы: что говорили не слышно было.

Пробыли мы там до 6 ч[асов] вечера.»

То же было и 25 февраля: солдаты-волынцы, действуя без офицеров, постарались самоустраниться от горячей ситуации.

Однако рядом с ними происходили очень характерные для этого дня события, чему, вероятно, волынцы были свидетелями. Вот как об этом повествуют полицейские донесения:

«Около 5 часов дня /…/ толпа в несколько тысяч человек устроила митинг около памятника Александру III. Разгонять эту толпу явился со Старого Невского пристав Крылов с отрядом донских казаков. Увидев красный флаг, он ворвался в толпу и, схватив флаг, повернул назад, но тут же упал, сбитый ударом в спину, а затем был убит. Полицейский чин, сообщивший об этом, добавил, что Крылов убит казаками».

Вечером 25-го в казарме стало известно, что назавтра учебную команду Волынского полка поведет сам командир — двадцатипятилетний штабс-капитан И.С. Лашкевич.

Кирпичников, хорошо его зная, понимал, что теперь избежать стрельбы не удастся. И Кирпичников попытался организовать ядро сопротивления, что ему в данный момент не удалось: «Собрались взводные, фельдфебель Лукин и я. Я говорю: „Завтра пойдет Лашкевич. — Вы будете стрелять? Предлагаю: давайте лучше не стрелять“. Он упирается: „Нас, говорит, повесят“. Стал говорить, что будто зашиб рану и завтра идет в лазарет. Утром, действительно, ушел в лазарет.»

Утром 26-го Кирпичникову ничего не оставалось, как следовать на Невский проспект за своим командиром: «Я в толпе отстал, пошел за дозором. Подхожу и говорю: „Настает гроза. Цельная беда — что будем делать?“. Солдаты говорят: „Действительно беда — так и так погибать будем“. Я сказал: „Помните, если заставят стрелять, — стреляйте вверх. Не исполнить приказа нельзя — можно погибнуть. А Бог бы дал вернуться сегодня вечером в казармы, там решим свою участь“.