Читать «Русская тема. О нашей жизни и литературе» онлайн - страница 8

Словом, нимало не удивительно, что Пушкин приобрел славу первого национального гения, коли в его время тон задавал квалифицированный читатель, а не какой-нибудь агитпроп, предшественником был косноязычный Державин, настоящих соперников покуда качали в люльках, и вообще писатели были наперечёт.

Вот живи он, предположительно, в 80-е годы минувшего столетия, вряд ли ему удалось бы выбиться в светила нашей литературы, хотя бы потому, что в 80-х годах минувшего столетия писатель пошел косяком, а читатель ударился в коммерцию и ему, как говорится, стало ни до чего.

Сомнительно, чтобы гипотетический Пушкин затмил славных своих предшественников, у которых и рифма была заковыристей, и в смысле смысла они ушли далеко вперед. Сомнительно, чтобы Александру Сергеевичу отвели помещение в Переделкине, дали бы Государственную премию за «Бориса Годунова», платили бы золотом за строку, и уж совсем представляется невероятным, чтобы после его кончины в литфондовском отделении 7 городской больницы вслед ему написали бы в «Литературной газете», дескать, «солнце нашей поэзии закатилось», как в 1837 году писали «Литературные прибавления к «Русскому инвалиду».

И в школе проходили бы всё-таки «Василия Тёркина», а не «Пиковую даму», и жил бы он на каком-нибудь Балаклавском проспекте окнами на помойку, и в народе о нём не было бы ни слуху ни духу, как, впрочем, в народе его не знали и в лучшие времена. Как-то, в пору кавказского путешествия, Пушкин исписал своими стихами дверь казенного помещения, старик-сторож автограф стёр и на возмущенные протесты спутников, дескать, что же ты делаешь, старая обезъяна, это же рука Пушкина, равнодушным голосом отвечал:

— А хоть бы и Кукушкина, нам это, сказать по совести, всё равно, потому что на дверях писать — такого закона нет.

И с самодержцем Леонидом Брежневым он вряд ли был бы на короткой ноге, и шеф государственной безопасности если и опекал бы его, то в самом опасном смысле. А как бы сложилась его судьба, живи он, предположительно, в 50-е годы минувшего столетия, даже жутко вообразить. Как минимум, честили бы его на собраниях ленинградской писательской организации почём зря.

— А вот товарищ Пушкин, — твердил бы с трибуны поэт Октябрьский, делая полицейские глаза, — совершенно не интересуется нашей буйной действительностью. Ему наплевать на героические будни новостроек, на коммунистическую поступь города и села. У него на уме пиковые дамы да бахчисарайские фонтаны, вообще эпоха не столь отдаленная. И следовательно, в лице товарища Пушкина мы имеем врага пафоса и героики наших дней. И как прикажете понимать, например, такие строки: «Пора, мой друг, пора, / Покоя сердце просит…» — это что, выпад? это что, опять вылазка классового врага?!