Читать «Теплый Благовест» онлайн - страница 24

Ждал-ждал, терпел-терпел, а их — не слышно.

Еще подождал, еще потерпел, а от них — ни звука.

И тогда я понял: они меня бросили! И я стукнул кулаком в глухую, колючую, отвесную стену, закричал навзрыд:

— Обманщики! Изменщики! А еще уплетали да хвалили мои пряники!

Но теперь даже самые досадные, самые укорительные слова орать было напрасно, и в душной тьме все мои вопли мало-помалу перешли в тихий плач.

Я сжался комочком. Я уткнулся мокрым лицом в колени и горестно думал:

«Вот тебе и — крылатый стриж в небесах! Вот тебе и всякие слова о счастье! Зря их пишут на открытках с цветочками мамины подруги, зря их повторяют деревенские мужики-возчики, напрасно мне о счастье наговаривали мама с бабушкой! Потому что взаправду-то, жди — не жди, надейся — не надейся, а заместо счастья по тебе возьмет да и грохнет несчастье! Объявятся такие вот дружки, как Олёшка да Манька, завлекут тебя, сами не ведая, в такую вот ловушку, да тут и покинут… И никакого счастья у меня уж не будет, вот здесь вот я навсегда и останусь, и даже китайская моя, веселая кружечка перейдет к кому-нибудь другому!»

Как только я про кружечку подумал, так даже еще горше залился слезами. И совсем-совсем распрощался с надеждой на спасение. Я даже приготовился здесь, в тесном, соломенном колодце, и умереть. Только вот не знал, в каком положении умирать лучше — в лежачем или сидячем…

Но тут вдруг мне сначала почудилось, а потом и въявь послышалось: надо мною опять зашумели соломенные пласты, и опять сверху раздаются голоса. Только теперь не Олёхи, не Мани, а бабушки Асти и мамы.

Мама кричит тревожно:

— Сынок, ты жив? Сынок, ты здесь? Миленький, откликнись!

Бабушка подает голос еще громче, даже приказывает:

— Если цел, хватайся за веревку!

И ко мне, шурша, спускается, падает почти прямо мне на макушку конец этакой крепенькой, славненькой, длинненькой, очень замечательной веревки!

Я за него хватаюсь — не оторвать никакими клещами!

И мама с бабушкой выдергивают меня из моего ужасного провала легко, как репку!

А Маня с Олёхой стоят внизу под соломенной горой, машут, подпрыгивают, радуются:

— Говорили спасем, вот и спасли! Говорили поможем, вот и помогли!

И я к ним почти на руках мамы и бабушки съехал по соломе вниз.

А потом мы всей нашей компанией шагали обратно к избе бабушки. И вокруг, по-прежнему светило солнце, в необъятной выси небес кричали, реяли вольные стрижи, и я опять глядел, как совсем молодая наша бабушка Астя шагает впереди всех по зеленой траве босиком.

Она ступает быстро, она ступает широко, а за нею дружно мелькают голыми пятками Олёха с Маней.

Я глянул на маму и увидел: она босиком тоже. Видать, поднятая по тревоге, не успела обуться. Да, пожалуй, ей это очень даже и нравится. Она приминает легкими, белыми ногами пушистую зелень придорожной муравки и, не отнимая руки от моего плечишка, все твердит:

— Какое счастье! Какое счастье!

— Вот так по траве идти босиком счастье? — спрашиваю я.

А мама отвечает:

— Да, и — босиком… Да, и — по траве… Но самое-то главное — мы идем опять с тобой рядом. Мы — вместе!