Читать «Крушение мировой революции. Брестский мир» онлайн - страница 54

Захватив власть, Троцкий уступил ее Ленину, прождавшему весь период подготовки переворота в Разливе и на конспиративных квартирах и неожиданно для всех появившемуся публично лишь на Втором съезде Советов, уже после захвата власти, в неузнаваемом виде — бритый, без бороды и усов. Грим и парик настолько изменили Ленина, что узнать его было невозможно даже тем, кто был с Лениным хорошо знаком. Революционер, в момент восстания прячущийся по конспиративным квартирам под гримами и париками, мог бы не рассчитывать на такую милость со стороны Троцкого. Но тот уступил Ленину власть в обмен на вхождение в большевистскую организацию — так хотелось Троцкому стать частью этого побеждающего слова — большевизм.

Однажды признав лидерство Ленина, Троцкий оставался лоялен ему и большевистской партии. Ленин же, умевший влюбляться в нужных ему людей (даже и в тех, кого раньше мог величать «иудушкой»), ценил Троцкого зa его преданность революции и готовность пожертвовать личной властью ради интересов дела. Про себя Ленин слишком хорошо знал, что добровольно никогда не уступил бы руководства правительством. Он просто терял интерес к делу, если руководящая роль не принадлежала ему. В этом заключалась необыкновенная сила его личности. Но в этом была и очевидная слабость Ленина как революционера. На переговорах в Брест-Литовске Ленин не был для немцев соперником: ради сохранения собственной власти он заключил бы с немцами сепаратный мир на любых условиях (что он и сделал в марте). Переговоры должны были вести те, кто ничем не был обязан германскому правительству. Более правильной — с точки зрения интересов революции — кандидатуры, чем бывший небольшевик Троцкий, трудно было сыскать: наркоминдел отправился на переговоры, зная, что лично его немцам шантажировать нечем.

Совершенно очевидно, что в мире прежде всего были заинтересованы Германия и Австро-Венгрия, а не советское правительство. Если бы немцы считали, что могут и дальше вести войну на Восточном фронте, они бы уже в декабре 1917 года диктовали ультимативные условия, а не вели переговоры с советской стороной как с равной. Уверенность в том, что силы покидают страны Четверного союза и что единственным спасением является заключение сепаратного мира с Россией вселилась в министра иностранных дел Австро-Венгерской империи графа О. Чернина еще в апреле 1917 года. В записке, поданной императору Карлу и предназначавшейся для вручения германскому кайзеру, Чернин утверждал, что «сырье для изготовления военных материалов на исходе», «человеческий материал совершенно истощен», а населением, вследствие недоедания, овладело отчаяние. Возможность еще одной зимней кампании Чернин совершенно исключал, считая, что в этом случае империи наступит конец.