Читать «Крушение мировой революции. Брестский мир» онлайн - страница 23

Юрий Фельштинский

В крестьянском вопросе партия большевиков не хотела брать на себя каких-либо четких обязательств. В этом смысле Ленин в 1905 году ничем не отличался от Ленина в 1917:

«Мы стоим за конфискацию, мы уже заявили это, — писал Ленин на рубеже 1905-1906 годов. — Но кому посоветуем мы отдать конфискованные земли? Тут мы не связали себе рук и никогда не свяжем [...] не обещаем уравнительного раздела, «социализации» и т. п., а говорим: там мы еще поборемся».

В октябре 1917г. Ленин также был категорически против того, чтобы вносить в аграрную программу «чрезмерную детализацию», которая «может даже повредить, связав нам руки в частностях». Но и игнорировать крестьянский вопрос большевики не могли. Для победы «пролетарской революции» в городе и во всей стране большевикам была необходима гражданская война в деревне. Ленин очень боялся, что «крестьяне отнимут землю [у помещиков], а борьбы между деревенским пролетариатом и зажиточным крестьянством не вспыхнет». Он уловил не только сходство ситуаций 1905 и 1917 годов, но и различие их:

«Повторить теперь то, что мы говорили в 1905 г., и не говорить о борьбе классов в деревне — есть измена пролетарскому делу [...]. Надо соединить требование взять землю сейчас же с пропагандой создания Советов батрацких депутатов».

С апреля по октябрь 1917 г. тактика большевиков в отношении крестьянства и эсеровской аграрной программы неоднократно менялась. Так, в аграрной резолюции конференции большевиков содержалось предложение добиваться образования «из каждого помещичьего имения достаточно крупного хозяйства». Месяцем позже, выступая на Первом всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов, Ленин от имени партии большевиков рекомендовал, «чтобы из каждого крупного хозяйства, из каждой, например, помещичьей экономии, крупнейшей, которых в России 30000, образованы были, по возможности скорее, образцовые хозяйства для общей обработки их совместно с сельскохозяйственными рабочими и учеными агрономами, при употреблении на это дело помещичьего скота, орудий и т.д.».

Между тем Первый съезд крестьянских Советов не был съездом экстремистов. Из 1115 делегатов эсеров было 537, социал-демократов — 103, народных социалистов — 4, трудовиков — 6. На съезд не было избрано ни одного большевика, при том, что 136 делегатов объявили себя беспартийными, а 329 принадлежали к партиям несоциалистическим, т. е. «правее» эсеров и энесов. При выборе Исполнительного комитета Крестьянского съезда за Ленина было подано только 20 записок, в то время как за В. М. Чернова подали 810, за Е. К. Брешковскую — 809, за А. Ф. Керенского — 804, а за социал-демократа специалиста по аграрному вопросу П. П. Маслова -198.

Как бы Ленину ни хотелось обратного, крестьяне стояли за уравнительный раздел помещичьих земель, но не за уравнительный раздел земель вообще. В наказе крестьянского съезда 1-й армии так и говорилось: «Пользование землей должно быть уравнительно-трудовым, т. е. каждый хозяин получает столько земли, сколько он может обработать лично с семьей, но не ниже потребительской нормы». Эти крестьянские настроения были подтверждены и публикацией в августе 1917 г. сводного крестьянского наказа, составленного из 242 крестьянских наказов, привезенных на съезд в мае эсеровскими крестьянскими делегатами. Эти наказы были, безусловно, «левее» наказов беспартийных крестьян или делегатов несоциалистических партий, но даже согласно сводному эсеровскому наказу крестьяне соглашались оставить неразделенными лишь несколько высококультурных бывших помещичьих хозяйств, не более того. И Ленин вскоре после съезда и публикации наказа ретировался, немедленно изменил тактику. Он решил принять программу эсеров целиком и полностью, перетянуть поддерживавших эсеров крестьян на свою сторону, по крайней мере, расколоть их, лишить ПСР опоры в деревне и затем, укрепив блок с левыми эсерами благодаря принятию эсеровской аграрной программы, лишить партию эсеров еще и ее левоэсеровских функционеров-практиков в деревне. Тем же целям должно было служить усиление большевистской пропаганды среди крестьян. Ленин требовал теперь всю партийную агитацию вести так, чтобы показать «полную безнадежность получения земли крестьянами, пока не свергнута власть [...] пока не разоблачены и не лишены народного доверия партии эсеров и меньшевиков. В конце августа Ленин уверяет крестьян, что только партия большевиков «может на деле выполнить ту программу крестьянской бедноты, которая изложена в 242 наказах». Здесь, однако, проступает новый момент. Ленин незаметно для своих политических противников (и союзников) подменил термин «крестьяне» сходным, но отличным понятием — «крестьянской беднотой», т. е. «сельским пролетариатом». Подкрепляя задним числом ленинское заявление, историк К. В. Гусев пишет: «Таким образом, можно считать, что около 80% крестьянских хозяйств представляли собой пролетариев или полупролетариев». Но такая статистика, разумеется, не отвечала действительности. «Деревенским пролетарием» можно было назвать лишь батрака, не обладавшего землей, а «полупролетарием» — крестьянина-бедняка, получающего свой основной достаток от работы не на своей земле, а по найму. Разделение крестьянства на кулаков, середняков и бедняков во многом можно считать вопросом терминологии, так как ни одно из этих определений не даст нам четкого представления об уровне жизни всех трех категорий. Но одно очевидно: 80% крестьян не были «пролетариями» или «полупролетариями», иначе зачем было Ленину поднимать вопрос о крестьянах-собственниках и бороться за эсеровскую аграрную программу.