Читать «Помпадуры и помпадурши» онлайн - страница 30

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Так было и тут. Помпадур встречался с Надеждой Петровной у Проходимцевой, и встречался всегда случайно. Сначала он все пел: «Jeune fille aux yeux noirs» – и объяснял, что музыка этого романса была любимым церемониальным маршем в его полку. Иногда, впрочем, для перемены, принимался рассматривать лежавшие на столе картинки и бормотал себе по-дурацки под нос:

– Неприступная!

– Про кого вы там еще шепчете? – спрашивала его Надежда Петровна.

– Небожительница!

О, ежели бы у него был хвост, она, наверное, увидела бы, как он вилял им в это время!

Долго, однако ж, она не поддавалась обаянию его любезности; по временам случалось даже так, что он затянет:

Des chevaliers ainsi m’ont exprimе leur flamme…

А она в ответ:

Et moi, j’ai refusé l’offre des chevaliers...

И с такой усмешкой посмотрит на него, что он вдруг, словно обожженный, переменит материю и затянет: «T’en souviens-tu?»

– Что это вы вдруг какую похоронную? – спросит Ольга Семеновна.

– Что ж делать-с? Вот Надежде Петровне не имеем счастья нравиться! – ответит он и как-то так уморительно надует губы, что Надежде Петровне так вот и хочется попробовать, какой они издадут звук, если нечаянно хлопнуть по ним пальчиком.

Но так как никто своей судьбы не избежит, то и для них настала решительная минута.

Однажды – это было осенним вечером – помпадур, по обыкновению, пришел к Проходимцевой и, по обыкновению же, застал там Надежду Петровну. В этот раз нервы у ней были как-то особенно впечатлительны.

Jeune fille aux yeux noirs! tu règnes sur mon âme! —

затянул помпадур. Надежда Петровна вполголоса ему вторила:

Et moi, j’ai refusé…

– Ax, нет! ах, нет! не пойте этого! не смейте петь! – как-то нервически вскрикнула Надежда Петровна, как будто хотела заплакать.

– Вы… ты…

Сердца их зажглись.

Вспоминала об этом Надежда Петровна в теперешнем своем уединении, вспоминала, как после этого она приехала домой, без всякой причины бегала и кружилась по комнатам, как Бламанже ползал по полу и целовал ее руки; вспоминала… и сердце ее вотще зажигалось, и по щекам текли горькие-горькие слезы…

– Какой он, однако ж, тогда глупенький был! – говорила она, – и как он смешно глазами вертел! как он старался рулады выделывать! как будто я и без того не понимала, к чему эти рулады клонятся!

От одного воспоминания мысль ее невольно переходила к другому.

Однажды у Проходимцевой состоялись живые картины. Были только свои. Он представлял Иакова, она – Рахиль. Она держала в руках наклоненную амфору, складки ее туники спускались на груди и как-то случайно расстроились… Он протягивал губы («и как он уморительно их протягивал… глупушка мой!» – думалось ей)…

– Эх, Надежда Петровна! кабы вы меня таким манером попоили! – сказал ей тогда действительный статский советник Балбесов; но она сделала вид, что не слышит, и даже не пожаловалась ему.

Почему она не пожаловалась? А потому, что он однажды сказал ей:

– Ты, Наденька, если будут к тебе приставать, только скажи! я сейчас его на тележку – и фюить!