Читать «Гулливер и его любовь» онлайн - страница 68

Андрей Бычков

«Варанаси… город, где когда-то был отец».

– Путешествия – лучшая из психотерапий, – улыбается Люба, взглядывая на Евгения, и добавляет после паузы: – Помнишь докторшу?

– Нашу долларовую докторшу Эм?

– Интересно, все же звонила она нам тогда или не звонила?

– Но разве не для этого мы и выбросили тогда, еще в гостинице, эти старые сим-карты, чтобы не знать?

– А вдруг она все же зазвала на группу Бориса? Наверняка, пыталась зазвать и нас.

– Ну, тогда бы мы показали им наш гештальт.

– Черный гештальт!

– Представь себе, входит монашка, а на полу в центре круга из привязанных к стульям окровавленных тел шевелится какая-то странная куча.

– Кошмар!

– И присмотревшись, монашка с ужасом понимает, что это есть не что иное, как детородные органы.

– Ужас! Прямо фон Триер!

– Они надеты один на другой и, как-то странно мерцая, подрагивают. Эта живая адская машина выложена в виде пирамиды.

– Ну, ты и нарисовал!

– Внизу, в трехпризменном основании, пульсируют, совокупляясь, органы Нины и Горбунова…

– Ха-ха-ха! Катеньки с Васечкой, а Занозиной…

– С Умновым!

– Супер!

– А на самом верху торжественно содрогается лоно докторши Эм…

– В которое бережно продет и мелко дрожит член Бориса.

– И мы говорим им: «Смотрите же, домохозяйки, пидарасы и клерки!»

– Смотрите, агенты, яппи и продавцы!

– На идеальную модель вашего общества!

– На ваш архетип!

– Ха-ха-ха!

– Ой, не могу!

– И молитесь, чтобы процесс этот поскорее закончился!

– И тогда ты берешь этого Бориса, так аккуратно распятого на стуле, за волосы. Смотришь в его меркнущие от наслаждения глаза и говоришь: «И предавая своего Бога…»

– А ты, крутанув вокруг оси офисное кресло, к которому вниз головой привязана докторша Эм, добавляешь: «И перевертывая все с ног на голову…»

– Неужели вы не догадывались, что рано или поздно придется расплачиваться?!

Бенгалец с удивлением смотрит на этих русских, покатывающихся со смеху в пятом часу утра, и тоже не выдерживает и смеется. Железнодорожные пути за окном пересекают шоссе, веселые огни придорожных фонарей, выстраиваются в линию и, поворачиваясь, сливаются в одну радостную и светящуюся точку.

«Шатабди Экспресс» набирает и набирает ход, время от времени предупреждая о себе в предутренней мгле сиреной. Вагон качает. Враскачку, как моряк, другой бенгалец уже разносит по проходу еду. Сначала закуску, потом чикен тандури – запеченных с маринованными травами цыплят, потом томатный суп, алу паратха – лепешки с начинкой из цветной капусты, рисовый пудинг кхир и творожные шарики в сахарном сиропе – с еще одним, так старательно выговариваемым им для Евгения и Любы названием.

Они аккуратно протирают ладошки и пальцы антисептическими салфетками и жадно набрасываются на еду.

Черный бенгалец подает тодди – пальмовое вино.

За окном поднимаются призрачные манговые деревья и в понемногу развеивающейся предутренней мгле начинает весело просвечивать вечное арийское лето. Кто-то по-прежнему, не оглядываясь, странствует босиком, кто-то невозмутимо катит свою повозку, относясь спокойно к безумию эпохи. Мелькают девушки на мотороллерах, их хищные взгляды блестят поверх праздно гуляющих мужчин. Вот безмятежно застыла спящая на перекрестке корова. Открытые уличные писсуары. Реклама «кока-колы». И белый в своей единственности жених, он сидит, улыбаясь, на лошади, подсвеченный яркими зелеными лампами. А рядом в ярком сари – невеста.