Читать «Крокодилия» онлайн - страница 66

Филип Ридли

Сэм помогал мне пережить травму похорон. Он постоянно находился рядом, а его мать поддерживала меня шутками и рассказами о своих новых любовниках.

— Ему всего сорок пять, — делилась она, — просто младенец. Теперь меня будут обвинять в растлении малолетних.

Так шли часы, все повторялось бесконечно, и у меня возник соблазн забыть, что что-то вообще произошло, что-то изменилось; и я был заворожен этой иллюзией до тех пор, пока не увидел отца, застывшего в гробу, словно загадочное ископаемое.

Это мой отец, думал я. Эта тень, этот призрак, который никогда не был для меня реальным человеком, просто кем-то, кто называл меня сыном, кем-то, кого я называл отцом. И теперь я смотрел на него, впервые по-настоящему смотрел, разглядывал его лицо: мешки под глазами, морщинки в уголках глаз, седые волосы, легкую залысину, большой широкий нос, шрам над левой бровью. Откуда у него этот шрам? Он ни разу не упоминал о нем. В гробу отец выглядел хрупким и беспомощным, как кукла. И это был человек, который любил мою мать, целовал ее, ласкал, вставлял напряженный член в ее ждущее влагалище. Этот человек любил меня, носил меня на руках, когда я был маленьким, целовал меня в лоб, говорил со мной, укачивал меня и любил, любил меня, любил.

Я думал обо всех мыслях, теснившихся в его черепе, бесчисленных миллионах нитей, из которых была соткана его история. Все они были сложены там, в ожидании, что их выскажут, но сейчас их голос умолк навсегда. Потому что однажды ночью, когда отец лежал в постели, погруженный в свои сны, сгусток крови меньше ногтя на моем мизинце, меньше воробьиного сердца промчался кометой по созвездию его тела и остановился в голове, чтобы погасить его, как лишнюю звезду.

И теперь у этого чудесного существа, у этого человека, который был моим отцом, вытащили и исследовали мозг, разрезали внутренности, зашили рот и задний проход; его распотрошили, распороли, высушили, заштопали, загримировали.

Позже, когда я стоял у могилы и думал о том, какой сложной была его жизнь, я понял, что не могу вспомнить, как звучал его голос. Что у него была за походка, как от него пахло. Даже его лицо становилось все более смутным, менее отчетливым — затуманенные очертания глаз и губ, колеблющиеся передо мной, как на нечетком снимке. И его надгробный камень будет серым и крепким, с именем и датами, окончательным, как любой финал.

21

Мама переехала к Анне. Сестра была искренне ей рада. После смерти отца их отношения улучшились. Они разговаривали друг с другом. Мама говорила со Стивом. Стив все больше времени проводил дома, играл с Гарретом. А я не расставался с Сэмом.

— Рано или поздно они все равно начнут цапаться, — говорил я. — Это не может продолжаться вечно.

— Не будь таким циничным, — отвечал Сэм.

— Может быть, я и циник. Но я знаю их лучше, чем ты. Знаешь, я всегда думал, что мама очень сильная. Но ее подкосила смерть отца. Странно, как все изменилось. Всю жизнь она жаловалась на него. А теперь его не стало, и она полностью опустошена.

Я думал об Анне, бьющей Гаррета, о Стиве, боящемся все пропустить, и понял, что они попросту потеряли свое ощущение истории. Они уничтожили собственные сюжеты. Многочисленные нити их жизни опутали их паутиной. Я понимал, что им необходимо найти смысл в собственном прошлом, отыскать там что-то, некий секрет, смутный шепот, что-то, что придаст их историям последовательность и смысл. Если это произойдет, паутина вновь станет кружевом, и они смогут снова рассказывать свои истории. Они восстановят будущее из кусочков прошлого, и все станет чудесным и ясным.