Читать «Корабль отстоя» онлайн - страница 123
Александр Михайлович Покровский
Там они купили мороженое-сандвич: мороженое слоями с вафлями. Только вышли из магазинчика, как мороженое с ослепительной быстротой исчезло сначала из рук маминой подруги – мама только успела у нее спросить: «Как ты так быстро съела свое мороженое?» – а потом и у неё – «Вот так я и съела!» – беспризорники постарались.
К тому времени, когда появились мы, у бабушки уже не было никакого дедушки, а из родственников в живых остался один дядя Нерсес, про остальных мы ничего не знали, нам про них только рассказывали.
Дядя Нерсес к нам иногда приезжал. Вместе с тетей Галей. Он уже пребывал на пенсии. В свое время он работал заместителем министра мясной и молочной промышленности, не воровал и жил все в той же коммуналке.
Ему сделали операция на голосовых связках, и потому говорил он очень тихо, с трудом. Наша возня его забавляла. Он мог часами на нас смотреть. Своих детей у них не было – тетя Галя берегла себя.
Так говорила моя мать.
Потом тетя Галя все продала. Она продала пианино. Мама просила её продать пианино ей, но она сказала: «Нет! Ну, как я могу тебе продать?» – и продала другим. А мама любила это пианино.
Тетя Галя много чего продала. Исчезли картины: на стене гостиной висела очень приличная копия Айвазовского «Девятый вал» и натюрморт с персиками. Персики мохнатые, как живые.
Так странно: все в доме продала женщина, которая пришла с одним пианино.
Через много лет, когда умерла бабушка, и дяди Нерсеса давно уже не было в живых, я навестил тетю Галю. Она болела, у нее случилась «слоновья нога».
Она улыбнулась, и я тогда ей сказал, что она хорошо выглядит. «Да?» – сказала она с видимым удовольствием. Этого хватило, и вскоре она умерла.
Моя мама
Моя мама в своем собственном детстве более всего походила на настоящего бесенка – от нее доставалось всем.
И ещё она пела. На всю улицу. Мыла окна и пела.
Она занималась вокалом.
А до этого – музыкой с шести лет в музыкальном комбинате: там дети, естественно, пели, плясали, учили сольфеджио.
А когда она пришла поступать на вокал и запела, завуч заволновалась, сказала, что они её немедленно принимают. Она думала, что мама азербайджанка. А когда выяснилось, что она армянка, сказала: «Нет, девочка, прием уже закончен, приходи на следующий год».
Мама пришла через год и попала в класс к педагогу Зельдиной. Ей преподавал итальянец Карве.
Потом, уже будучи пионервожатой, она не пользовалась рупором, считала, что голос у нее поставлен: «Четвертый отряд, стройся!» – сорвала себе голосовые связки, и о пении пришлось забыть.
«Хорошо, если вы вообще будете разговаривать», – сказали врачи.
В восьмом классе началась война.
Наша мамуся тогда училась в школе рабочей молодежи. Там мальчики уже сидели за партами вместе с девочками.
Мамочка слыла известной лоботряской, но перед экзаменами брала себя в руки и все сдавала на пять с плюсом. А за это переводили через класс. Пару раз её перевели, а потом завуч Сусанна Ивановна сказала, что она лентяйка, и её перестали переводить.