Читать «Левая Рука Бога» онлайн - страница 87

Пол Хофман

Конн был уже настоящей знаменитостью и, надо признать, заслуженно. Неудивительно, что на последней неделе своего официального обучения он получил награду, которой лишь считаные разы удостаивался молодой воин, вступающий в армию Матерацци, — это был меч Форца, или Данцигская Финка, более известная как Лезвие. Мартин Бэкон, великий оружейный мастер, сделал его сто лет назад из стали уникальной прочности и гибкости, секрет изготовления которой был, увы, утрачен после того, как Бэкон покончил с собой из-за девушки, не ответившей ему взаимностью. Петер Матерацци, тогдашний Дож, для которого и был сделан этот меч, безутешно горевал о кончине Бэкона и до конца жизни отказывался поверить, что человек такого таланта мог покончить с собой по столь ничтожной причине. «Девчонка! — восклицал он в отчаянии. — Да я отдал бы ему собственную жену, стоило ему только попросить». Учитывая холодность, которой славились женщины рода Матерацци, ценность такого предложения могла показаться сомнительной.

Так или иначе, вот уже более двадцати лет никто не удостаивался чести обладать Лезвием, и для Конна это было знаменательной почестью.

Церемония награждения и парад являли собой самое пышное зрелище, какое только можно себе представить: необозримые толпы народа, подбрасываемые в воздух шляпы, приветственные возгласы, музыка, помпезность и величественность, торжественные речи и тому подобное. Почти пять тысяч молодых воинов Монда выстроились перед своими предками в боевом порядке. Их нельзя было спутать с простыми солдатами — это была вооруженная элита, обученная и экипированная лучше любой армии мира; каждый воин занимал высокое положение в обществе и был аристократического происхождения.

И в центре всего этого великолепия — Конн Матерацци, шестнадцатилетний блондин под два метра ростом, мускулистый стройный красавец, центр всеобщего внимания, к которому устремлялись взоры всех присутствовавших, любимец толпы, гордость Матерацци. Можете себе представить, как гордился собой он сам, когда под восторженные крики и аплодисменты ему вручали Лезвие. Когда он поднял меч высоко над головой, площадь накрыла волна такого рева, словно наступил конец света.

Смутный Генри, чтобы не выделяться из толпы, тоже хлопал в ладоши. Кляйст выражал свою неприязнь тем, что аплодировал с притворно-преувеличенным энтузиазмом и кричал так громко, словно Конн был его братом-близнецом. Однако Кейл, сколько ни тыкал его локтем в бок Кляйст и сколько ни шептал ему в ухо мольбы Смутный Генри, взирал на происходящее с полным безразличием, что не укрылось от внимания его наставника и господина.

Конн же чувствовал себя так, словно на него снизошел благословенный небесный огонь. Притом что он и всегда-то был чрезвычайно высокого мнения о себе — и кто бы его за это осудил? — теперь ощущение собственного превосходства разрослось у него до невероятных размеров. Даже два часа спустя, после того как толпа в основном рассеялась и сам он удалился в летний сад возле главной башни великой крепости, его мозг продолжал бурлить, словно рой возбужденных пчел. Тем не менее, когда восхищенные комплименты друзей и высших представителей клана Матерацци начали стихать у него в голове и он стал постепенно возвращаться к реальности, преднамеренно-оскорбительное поведение Кейла, не пожелавшего даже поаплодировать его триумфу, всплыло в памяти. Такую нарочитую демонстрацию непокорности нельзя было оставить безнаказанной, и Конн велел слуге немедленно привести к нему ученика-оруженосца.