Читать «Кокинвакасю — Собрание старых и новых песен Японии» онлайн - страница 6

Поэтическая антология

Вполне естественно, что дворцовая библиотека и частные собрания вельмож были составлены почти исключительно из китайской классики. Судя по каталогу, опубликованному в 90-е годы IX века, к тому времени на японских островах имело хождение около 1600 названий китайских книг, которые усердно переписывались и размножались. Кроме того, все заметнее в литературном мире становилась роль сочинений на китайском языке, принадлежащих самим японцам: справочников, философских трактатов, эссе, путевых записок и исторических хроник. Писать на китайском считалось благородным занятием, а сложение «китайских стихов» в подражание великим поэтам Поднебесной являлось нормой высшего образования.

Огромной популярностью пользовались у хэйанских поэтов «бурные гении» эпохи Тан — Ван Вэй, Ли Бо, Ду Фу и особенно Бо Цзюйи. Сборники Бо Цзюйи, завезенные на острова китайскими купцами, ценились на вес золота.

Немалый вклад в китаизирование японской культуры внесли религиозные деятели, прежде всего Кукай и Сайтё (767–822), которые пропагандировали заимствованные из Китая учения буддийских сект. Правда, значительную часть текстов они перелагали на японский, но высокообразованное духовенство, как правило, обращалось и к китайским источникам.

Японский при этом все же оставался языком бытового общения даже при императорском дворе, и традиции «японской песни» — вака — не были окончательно утрачены. Ничего удивительного, что к середине IX века, когда поверхностное копирование китайских образцов уступило место вдумчивому анализу, в кругах придворной аристократии начался процесс возрождения национальной самобытности. Поскольку считалось, что именно вака с наибольшей силой воплощают «дух земли Ямато», именно с них начался подъем национального самосознания, как это неоднократно случалось и впоследствии — в XVIII веке, в период расцвета школы «отечественной науки» (кокугаку), и в конце XIX века, в годы великих реформ Мэйдзи.

Поэтическое сознание

Длившийся несколько веков гражданский мир, социальный порядок и экономическое благополучие способствовали формированию культуры хэйанской аристократии как культуры глубоко гедонистической по духу и высокоэстетической по миросозерцанию. Любовные утехи, занятия искусством и созерцание красот природы определяли смысл жизни мужчин и женщин из аристократических семей. Все три компонента существовали в неразрывном единстве, и каждый воспринимался только в отраженном свете двух других. Образ возлюбленной осмысливался через образы, навеянные созерцанием приводы, и облекался в изысканные поэтические формы. Любовь же влекла художника на лоно природы и побуждала запечатлеть свои чувства в пейзаже на свитке.

С середины IX века вака (иначе — танка, ута) становится для придворной знати наиболее распространенной и наиболее изысканной формой самовыражения — особенно в куртуазной любви. И кавалеры, и дамы изливали свои чувства в аллегорических образах — достаточно клишированных, но оттого не менее выразительных. Обращаясь к даме с любовными признаниями, кавалер обычно посылал гонца с поэтическим посланием, привязанным к цветущей ветке сливы или вишни. По правилам хорошего тона дама обязана была ответить ему также в стихах. Нередко ухаживание перерастало в своеобразный поэтический диалог. Весь дальнейший ход романа также определялся эстетическими условностями. Добившись взаимности и проведя ночь у возлюбленной, кавалер, по обычаю, должен был, вернувшись к себе, наутро отправить даме пятистишие с утонченными комплиментами и уверениями в вечной любви. Дама же была вольна отвечать или не отвечать. Нередко, если кавалер охладевал в своих чувствах и переставал навещать избранницу, последняя обращалась к нему с иносказательным упреком — разумеется, в форме вака, поскольку любая иная форма считалась абсолютно неприличной и неприемлемой. Множество подобных примеров мы видим в «песнях любви». Поэтические диалоги влюбленных оказали огромное влияние на развитие новых литературных жанров — дневника (никки) и повести со стихами (ута-моногатари). Не случайно ряд эпизодов «Повестей из земли Исэ» («Исэ-моногатари») почти дословно совпадает с текстом «Кокинвакасю». Это относится прежде всего к описанию похождений знаменитого ловеласа Аривара-но Нарихиры.