Читать «Разговор разочарованного со своим Ба» онлайн - страница 6

2. Надежда на праведный суд: "Разговор", 23-30; Эккл. 3:15-17, 12:14 и др.

3. Недовольство действительностью: ""Разговор", 104-130; Эккл. 4:1, 5: 12-13, 6: 1-2 и т.д.

4. Отрицание ценности жизни: "Разговор" — лейтмотив; Эккл. 2: 17-18, 4: 2-3.

Ба и Проповедник

1. Осуждение преждевременной смерти: "Разговор", 18-19; Эккл. 7:17.

2. Печальное погребение и мысли о нем: "Разговор", 56-59; Эккл. 9:4, 9:10 и т.д.

3. Недолговечность культовых построек и единая участь всех людей за гробом: "Разговор", 61-66; Эккл., 2: 15-16, 9:2 и т. д.

4. Совет беззаботно проводить время: "Разговор", 68; Эккл. 2:24, 3: 12-13, 8:15, 11: 7-8 и т.д.

5. Любая жизнь лучше смерти: "Разговор", 68-80 (1-я притча); Эккл. 9:5, 9:10.

Вместе с тем в Экклезиасте мы не найдем мотива сладкого Запада, не найдем упований на безоблачное загробное существование или готовности приветствовать смерть. Только получаемое душой от трудов наслаждение, которое дается ей от "руки Божией" (Эккл. 2:24), составляет смысл этой жизни. Страх Божий есть единственная форма стяжания Его милости. Особая концепция времени в Экклезиасте, а также постоянный рефрен — "суета сует, суета сует, все суета" — не имеют никаких аналогий в "Разговоре". Как бы то ни было, если учесть разделяющую их громадную временную дистанцию, различия между текстами не столь удивительны, как сходство.

С другой стороны, сравнение нашего текста с Книгой Иова представляется немотивированным, ибо в "Разговоре" совершенно отсутствует основной мотив Книги Иова — "искушение праведника".

* * *

Очевидны сложности, возникающие при переводе и толковании сочинения, написанного более четырех тысяч лет назад. Иная ментальность автора, многочисленные лексические и грамматические неясности, наше непонимание того, зачем был создан данный текст — все это безмерно осложняет труд переводчика. Прежде всего необходимо упомянуть об отношении древнего египтянина к письму. Известно, что любая иероглифическая надпись считалась в Древнем Египте священной. Иероглифический текст и изображение воспринимались как дверь в "мир иной". Слова о том, что "мысль изреченная есть ложь" или "буква убивает, а дух животворит", прозвучали бы нелепо для египтянина, который не то что бы не различал "слово" и "дело", но исключительную, творящую силу придавал именно слову, причем слову, уже записанному. Об этом свидетельствует, например, множество формульных надписей в гробницах, сообщающих о принесении покойному разнообразных даров (десятки тысяч голов скота и караваев хлеба и т. п.), которые считались необходимыми для пребывания в стране мертвых. Естественно, дары существовали лишь в записи, однако произнесение вслух этой заупокойной формулы приравнивалось к реальному жертвоприношению. Жрецы, да и всякий проходивший мимо гробницы, должны были произносить ее вслух, чтобы обеспечить все нужды покойного.

Таким образом, иероглифический текст всегда многомерен, он несет в себе магический элемент, который неизбежно утрачивается при переводе. Перевести его адекватно так же невозможно, как невозможно "перевести" картину или икону. Попытаемся все же это сделать.