Читать «Цесаревна» онлайн - страница 60

— Я как вдарил яво под микитки, провел рукою повыше, гля-кося что у яво!.. Баба!.. — смеясь, говорил чернобородый оборванец, тащивший Риту за плечи. — Вот так добыча…

Другой, несший Риту за ноги, с веселым смехом отвечал:

— А ножки!.. Глянь, робя, махонькие какие… Не иначе как боярская чья дочь.

— Вот энто, братцы, будет, значит, в нашем стану баальшая потеха, — сказал шедший сзади всех маленький, крепкий, белобрысый мужичок с белесыми волосами и свиными белыми ресницами на припухших красных веках.

— В сторожку ее, товарищи, там таперя в такую погодь никто не заглянет. Там и разделаем, кому что…

Радостные голоса гулко звучали по затихшему лесу и эхом-отдавались вдали.

— Кому — клин, кому — стан, кому — цельный сарафан.

— Знатная, братцы, девчонка… И куда она так переодевалась?..

— Ярема, а коня?.. — кричал возившийся подле Лоботряса оборванец. — Конь-от солдатской.

— Вяди и коня к сторожке. По сумам надоть пошукать, не найдем ли чего гожего бродячей артели. Апосля и коня и всадника там и бросим. И концы, значит, в воду… Коня живого, а тую…

— Звесно, коня что ж… Конь не скажет.

— Даже боле того: конь — отвод глаз. Улик не на нас.

— Знатная добыча… Нежданно-негаданно. Раскрыли двери в сторожке, внесли добычу в чистую

бревенчатую избу. Осенние сумерки пасмурного непогожего дня тусклым светом освещали внутренность небольшой горницы. Разбойники столпились около добычи, огляделись и притихли.

В растерзанной одежде, со сбитым набок париком с косой, из-под которого разметались темные женские волосы, на грязной епанче, на широкой сосновой лавке жалкая и беспомощная, как малый ребенок, лежала молодая девушка. Темный синяк вздулся над глазом, по щекам текли тонкие струйки алой крови.

— Ай померла? — спросил рыжий оборванец, привязавший коня к дереву и вошедший последним в избу. Его голос был робок, и сам он испуганно смотрел на девушку, распростертую на лавке.

На него цыкнули.

— Ну чаво?.. Ничаво не померла! Дышит.

— А белая какая…

— Красивая.

— Хоть куда девка.

Пять взрослых, немолодых, голодных самцов толкались подле лежащей без сознания женщины, и томное, мучительное вожделение все сильнее охватывало их.

— Что ж, — задыхаясь, проговорил чернобородый, тот, кто первый ударил Риту под грудь, — так приступать, что ль, али погодить, пока совсем отойдет?

— То-то приступать!.. Ты, что ль, приступать-то будешь?..

— Ну, я.

— А почему ты? Ты что за атаман, что тебе первому и добыча?..

— Кажному хочется первому.

— Сие, братцы, жребий надоть кинуть… Канаться…

— Сказал тожа — канаться!.. Я первой увидал, я первой тревогу исделал, я первой вдарил, я определил, что-де за солдат такой едет с бабьими грудями… А ты что?.. Коня вязал! С конем и вожжайся.

— Постойте, погодите, ребятки, чаво там шумите!.. Допрежь всего надо на сторожу кого ни на есть поставить. А то нехорошо так… Неладно, ежели кто войдет…

— Ну, сказал — войдет!.. Кто сюда в этакую чащу заглянет. Опять же по всему Питеру заставы понаставлены, никого не пропускают… Да и погода!..