Читать «Там, где престол сатаны. Том 1» онлайн - страница 59

Александр Иосифович Нежный

– Я те отстану! Ванька Смирнов пусть от тебя отстанет, дьявол, и Катька эта Бочкарева, кобыла блудливая! Ты сан священный носишь, а вместе с ними самогон трескаешь и табак куришь! Ты в каком виде вчера явился, ты хоть помнишь?! А тебе счас в алтарь. Бога ты что ль не боишься? Отца мне твово больно жаль, батюшку Иоанна, а то бы я ему сказала, каков ты дьякон. Но Петру непременно скажу. Вот прямо нынче в церкву пойду и все ему опишу. Да вставай же ты, пес ты паршивый! Вставай!

– Я встану, но от тебя сегодня же съеду, – вяло пригрозил Николай.

– Скатертью дорожка. Съезжай. Заплати только за полгода свово прожитья и дуй на все четыре стороны.

– Выйди, – облизнув пересохшие губы, с усилием сказал он.

Она вышла, шаркая разношенными валенками.

При одной лишь мысли о том, что надо вставать, одеваться, идти в храм и служить, даже глотком воды не смочив пылающую утробу, ему стало нехорошо. Помереть сейчас было бы легче, чем так жить. Голову ломило. Тошнота стояла внутри вонючим болотом. Сгубил выпитый «на посошок» последний стакан. Николай простонал едва слышно, сглатывая тягучую слюну и загоняя вниз подступавшие к горлу куски вчерашней жирной баранины.

Жрал.

Пил.

Грех.

А остальное – не грех? Катька пьяная, и руки ее горячие, и ворот, до грудей распахнутый, – не грех? Две зеленые пуговки кофточку еще держали, и жадными пальцами он пытался их расстегнуть. Блуда не случилось, но не только в соитии блуд. Словно бык – корову, он ее хотел, и взял бы где-нибудь на черной лестнице, или в чулане, или на кухне, за печкой, – но, будто ночью, в сладком сне, в нем вскипело и пролилось, и, перестав теребить Катькину кофточку, он бессильно уронил руки.

В разламывающейся его голове мелькнула мысль, что это целибат оттиснул на нем свою печать, и теперь всякий раз, когда он почует себя быком, ему будет уготована жалкая участь Онана. Но у него не нашлось даже сил возмутиться скверной шутке, которую сыграли с ним Небеса. Онан так Онан. Черт с ним. До гробовой доски буду петь «Отче наш» с кучкой гнусавых старух. Жажда мучила.

– Ильинишна, квасу дай! – сиплым голосом взмолился Николай. Спаси меня, хозяйка. Будь, как вдова Сарептская, поделившаяся последним с Ильей-пророком.

Он представил стоящую в сенях полуведерную бутыль, затем – большую кружку с пенящимся верхом, каждый глоток из которой возвращал к жизни разрушенный и оскверненный им вчера храм бессмертной его души. Разрушим до основанья. Ванька Смирнов сказал, что не все тебе аллилуйю тянуть. Вставай, проклятьем заклейменный – эту нашу песню ты с нами грянь. И грянул во всю мочь. Окна звенели. Кипит наш разум возмущенный. И у меня внутри все кипит, Господи помилуй. Блаженство и радость воскресения дай мне. Пиво пием новое… Исцели меня силой кваса твоего. Извлеки из гроба пьянства моего. Избавь от мерзостей пороков моих. Он попытался подняться – но, покрывшись холодной испариной, рухнул на подушку. Набатом билось в груди сердце.

Вчера пьяная плоть занесла его в сугроб. Он повалился рожей вверх и лежал, уставившись в черное небо. Быстро леденела спина. В одуревшую голову вошла трезвая мысль: замерзну.