Читать «Там, где престол сатаны. Том 1» онлайн - страница 135

– А батюшка преподобный за всех за нас перед Господом молится, и мы его любим. А ребяткам своим на кусок хлеба мы уж как-нибудь постараемся, и ты, парень, за нас не убивайся.

Он, Ванька, хотел бы узнать, какая это дерзкая бабенка осмелилась ему возражать. Он даже приподнялся на цыпочки и из-под белесых бровей принялся буровить народ остреньким взором – но товарищ Рогаткин его пыл остудил, сказав, что времени у комиссии осталось в обрез. Некогда. Не до ночи же тут торчать.

– Давай, Маркеллин, шевелись! – прикрикнул он.

Слабыми руками Маркеллин принял от старца Иоанна медную тарелку, с которой на литургиях и всенощных кто-нибудь из монахов-церковников обходил богомольцев в молчаливом, но требовательном ожидании лепты. Монеты звенели; случались среди них иногда золотые.

Иной жертвы настал ныне час. Он поставил на тарелку посмертную батюшкину обувку и поднял ее, будто Чашу со Святыми Дарами. Глядите, люди добрые, и вы, нехристи, тоже глядите, как собирала святая наша Церковь своего праведника! По грешной земле он ступал в лаптях (летом) и в сапогах самой грубой выделки (зимой), но при последних проводах преподобного повелело нам сердце переобуть его натрудившиеся при жизни и истаявшие в могиле ноги. И, наверное, сколь удобнее и во всех смыслах пристойнее было ему в новой обители в белых парчовых туфельках! Само собой, там все не так. Однако нам, по любви нашей и по нашим глупым здешним представлениям, нет-нет да и покажется, что неловко было бы преподобному появится среди ангелов в лаптях или в сапогах. Сказано, что побеждающий облечется в белые одежды, – а кто сей, чьи мощи покоятся в этом гробе? святые останки которого велено выставить напоказ? кто ушел в жизнь вечную преклонив колени перед образом Матери Света нашего? Истинно говорю, что своей убогостью он победил мир и отворил себе врата Царствия Небесного. Посему и получил в могильное облачение под одеждами черными, одеждами смерти и печали, одежды белые – жизни, света и правды. В них и пребывает – и здесь, и там.

В храме темнело. В последний раз луч клонящегося к западу солнца прочертил светло-сизую косую полосу от подкупольного окна к сияющим золотом царским вратам; в последний раз глубоким черным блеском вспыхнули все четыре ряда иконостаса с особенно выделившимся внизу, в Деисусе, Иоанном Предтечей, высоким, согбенным, с длинными, до плеч, волосами, в багряном хитоне, из-под которого выглядывали тонкие босые смуглые ноги… В опущенной левой руке он держал свиток с выведенным на нем крупными буквами словом: покаитеса.

В окрестном мире к верхушкам арзамасских лесов скатывалось солнце. Луч таял, свет уходил из окон, и вместо него в храм текли сумерки. Смутно был виден теперь в иконостасе Предтеча, а главного его слова на свитке вообще нельзя было различить. Но о. Александру казалось, что он по-прежнему видит и свиток, и слово, и что с этим исполненным грозной силы глаголом пророк обращается именно к нему, позволившему себе обольститься желанием немедленного чуда.