Читать «Смех дракона (сборник)» онлайн - страница 130
Генри Лайон Олди
Во тьму уютного клозета
Он с головою погружен,
Укрыт от бури и волненья,
Спустив прелестные штаны,
Он ищет мига вдохновенья
В объятьях влажной тишины.
Явись, пленительная Муза!
Вспои Зевесова орла!
Лауреат и член Союза
Вчера пил водку из горла,
Ел трюфеля и ананасы,
Икрой закусывал коньяк,
И вот властителю Парнаса
Никак… Все поняли? – никак.
Увяли ямбы и хореи,
Переварились суп и плов,
Ушли арийцы и евреи,
Остыл желудок и апломб.
Поэт! В глухой тоске запора
Лови мучительность грозы,
Рожденье истин в недрах спора,
Вопль Амалфеевой козы,
Романтику ночной Гренады,
Тоску последнего "прости…"
Пускай не льется то, что надо,
Зато рекою льется стих.
ДОСКА
Ах тоска, моя тоска
Нетривиальная –
Вижу, вот моя доска
Мемориальная,
Над подъездом – барельеф
С чеканной мордою:
Дескать, жил такой Олег,
Чем все мы гордые.
На доске стоит цифирь
Казенной прописью,
Пишут, был я пацифист,
Гулял над пропастью,
Кум – царю, министру – сват,
Лауреатствовал,
И бежал, поскольку свят,
Соблазна адского.
У подъезда тихий бомж
Сосет из горлышка,
Шепчет: "Боже-ж-ты-мой-бож,
Какое горюшко,
Я вот сер, немыт и сед,
Сосу креплёное,
А великий мой сосед…"
И – спит под клёнами.
Вот стою я под доской,
Совсем растерянный,
Не замученный тоской
И не расстрелянный,
С виду, в сущности, живой,
Хотя потрёпанный…
Кто ж так пошутил со мной,
Пидор грёбаный?
* * *
Не надо классику пенять –
Умом Россию не поднять.
ЛЕГЕНДА
У попа была собака,
У раввина – пес.
Как-то раз случилась драка,
Пострадала песья срака
И собачий нос.
Поп в обиде взял кадило,
Ребе – куль мацы.
Хрясь! – по пейсам угодило,
Хрясь! – по рясе заходило…
Оба мертвецы.
Над попом да над раввином
Блекнут небеса.
На надгробьях пес невинный
Надпись написал,
И с тех пор, как под конвоем,
В полночи кривой
Бьются вечно эти двое
Под собачий вой,
И когда иссякнет сила,
Стихнет звон мечей,
То как раз придет Мессия,
Но неясно, чей.
ИЗЯЩНЫЕ ЛИМЕРИКИ
Обожатель изящных искусств
Сел посрать под сиреневый куст,
Но душиста сирень,
И злодейка-мигрень
Оказалась ужасна на вкус.
Жил да был непреклонный эстет,
У него был свинцовый кастет,
Глядь – навстречу фантаст,
И спесив, и горласт…
Побеседовали тет-а-тет.
Инженер человеческих душ
Не как мальчик писал, а как муж,
Все строку за строкой,
Гонорары – рекой,
И прекрасен, как дьявол, к тому ж…
Член Союза писателей был
Идиот, полудурок, дебил,
Но имел документ,
Что он интеллигент…
Документ тот он страстно любил.
Дети литературы большой
Все закидывались анашой,
А кто был при бабле,
Тот сидел на игле
И летал вдохновенной душой.
…а во первых пишу Вам строках,
Что останусь, как гений в веках.
По причине такой
Ухожу на покой –
Поносите меня на руках…
Раз собравшись, властители дум
Заметались в тяжелом бреду:
Им привиделся ад,
Где они голосят –
Кенгуру, марабу, какаду…
На ток-шоу собрался гламур,
Весь расписанный под Хохлому,
А ведущий – ужель? –
Был расписан под Гжель.
Вот уж точно икалось ему!
Жил критический сюрреализм,
Продавец очистительных клизм,
Он смотрел на людей,
Как на тени идей,
А на жизнь, как на чей-то каприз.
Некий критик, приятен и мил,
Графоманов без страха громил –
Как завидит роман,
Так кричит: «Графоман!
Подь сюда…» И по заду плетьми!