Читать «Воля судьбы» онлайн - страница 110

— Каким ты молодцом, однако, князь! — сказал он, покачивая головою. — Ну, княжна что, здорова?

Неловко было не спросить про княжну, хотя при воспоминании о ней у Эйзеибаха снова, в один миг, поднялось все горе, которое он пережил после неудачного сватовства сына. Ведь за этим сватовством последовал отъезд Карла в армию, потом смерть и все несчастия.

Князь заметил это.

— Спасибо, голубчик, ничего, здорова, тоже приехала, она на своей половине разбирается, — ответил он вскользь, боясь хотя бы чужим горем расстроить светлое свое настроение. Затем он взял барона по друку и провел через несколько комнат. — Ну, вот, сядем здесь, — сказал он, — тут нам не помешают. Ну, рассказывай, что нового?

— Да что, князь? — ответил садясь Эйзенбах. — Вот прежде всего тебя поздравить надо.

Князь. Андрей Николаевич улыбнулся.

— Да, батюшка, наконец-то мы дождались царствования благого, справедливого и мудрого! Наконец-то мужская рука взяла российский скипетр!

Барон угрюмо молчал, видимо, относясь вовсе не так уж восторженно к этому новому царствованию, как Проскуров. Ему было нечему радоваться теперь. Все его радости заключались в сыне, которого отняла у него служба, и с тех пор он ничем не мог быть доволен.

— Что же, — продолжал Проскуров, — молодой государь блестяще начал: уничтожил тайную канцелярию, свободу веры объявил, теперь указ о вольности дворянской…

Эйзенбах вздохнул.

— Ты чего вздыхаешь? — спросил готовый уже вспыхнуть Проскуров.

Барон знал и помнил эти его вспышки, но теперь, когда ему все уже было решительно безразлично и он не нуждался ни в чем, он не боялся более этих вспышек.

— Конечно, н_а_м теперь лучше будет житься: возле государя стоят умные немецкие люди, — протянул он. — Король Фридрих — друг ему. Но в том-то и беда, что трудно ручаться за то, что удержится все хорошее, что они сделают.

— Как трудно ручаться?

— А у нас так идет: что сделают сегодня, то разделают завтра… Совсем, как говорится, "славны бубны за горами".

Несмотря на долгое пребывание Эйзенбаха в России и несмотря на его довольно правильную русскую речь, в этой речи все-таки проскакивали значительные промахи. Так, он прилагательное «тучный» применял только к «небу», когда оно бывало покрыто тучами; называл иногда комнату «беспечною», если в ней не было печки, и вместе с тем очень любил, хотя и далеко не всегда кстати, употреблять чисто русские пословицы.

— Вот указ о вольности дворянской, — продолжал Эйзенбах. — Ты знаешь, как он был написан? Говорят, сам государь в сенате сказал: "Я хочу объявить вольность дворянам". Сенат сказал: «Хорошо». Генерал-прокурор Глебов предложил поставить золотую статую новому императору. Сенат сказал: "Хорошо", — и пошел с докладом о золотой статуе. Он получил в ответ громкую фразу, что памятника не нужно — сами дела будут памятником… А о деле и забыли. Прошел месяц. Император пожелал скрыть от Елизаветы Воронцовой, что по ночам он кутит…

— Отчего именно от Елизаветы Воронцовой?

— Как отчего? а ты не знаешь? она же — первое лицо теперь.