Читать «Исповедь Камелии» онлайн - страница 136

Лариса П. Соболева

– Ну, завтра с утра допрошу.

– Объясните ему, что и его жизнь в опасности, ежели он встречается с Камелией. Думаю, после этого он расскажет вам о ней.

Зыбин повернулся к Марго всем корпусом, вновь его физиономию окрасила насмешка, а тон ехидство:

– А вы что же, ваше сиятельство, со мной к Неверову не поедете?

– Разумеется, нет, – с сожалением вздохнула она, не обратив внимания на неприятные перемены в нем. – При мне он не станет говорить.

Зыбин шевельнул бровями: мол, как знаете. Но Марго была права, к тому же она отдавала отчет, где ей можно появляться, а где – ни в коем случае. Это качество графини Виссариону Фомичу пришлось по душе, многие дамы на ее месте не упустили б возможности покрасоваться, представляясь важной особой, которой даже начальник следственных дел потакает. Всю дорогу до его дома он молчал, и только когда карета остановилась, вдруг сказал:

– Что же это за предмет?

– О чем вы? – осведомилась Марго.

– Коим убивают? Ну да ладно, возьмем девицу – узнаем. Благодарю вас, ваше сиятельство, уважили старика, до дому доставили.

И чмокнул ручку, затем, плутовски сощурившись, легонько похлопал по ней. Марго в ответ улыбнулась, сжав его пальцы:

– Я всегда рада оказать вам услугу, Виссарион Фомич.

Зыбин по-медвежьи выбрался из кареты, помахал на прощанье. Марго была довольна: постепенно ей удавалось приручить старика. Не так уж он плох, а что до его скверного характера... Виссарион Фомич умело обманывал окружающих, не показывая себя истинного, потому что хитер и умен, ведь людям открывать слабости нельзя, они обязательно воспользуются ими для достижения своих целей.

Остаток ночи пролетел на одном дыхании, и было еще темно, когда Афанасий Емельянович начал одеваться. Ему следовало вернуться засветло, ведь нехорошо выйдет, если кто-нибудь из домашних увидит, как он забирается в окно собственного дома. Одевался на ощупь, поглядывая на ту, которая всегда пряталась за темнотой, у него росло желание видеть ее глаза, губы, тело, но показываться она отказывалась. Елагин оставил попытки увидеть ее – всему свое время, а оно привязывало их друг к другу, что с каждой ночью чувствовалось все острее.

Афанасий Емельянович повязал галстук, надел жилет и, застегивая пуговицы, упал локтем на подушку, чтоб быть ближе к лицу незнакомки, ведь она так и осталась неизвестной, без имени. Она лежала безмятежно, будто спала, но он знал, что не спит. В этой чарующей тишине, когда молчание являлось залогом понимания, неуместна громкая речь, поэтому голос Елагина был едва слышен:

– Вы обещали подумать о моем предложении, но ничего не говорите.

– Я подумала, – ему в тон ответила она, коснувшись ладонью его щеки. – День оставляю вам, а ночь беру себе.

– Означает ли это отказ?

– А зачем нам день? Он не принесет вам исполнения тех желаний, которыми вы так бредите. Да и нужно ли вам разрушение, которое неминуемо?

– Разрушение? – не понял Елагин.

– Да. Вы разрушите себя и тех, кто рядом с вами. Нынче у нас нет обязательств, но согласись я, они появятся. В скором времени все станет обыденным, мы – другими. Потом придет скука, за ней разочарование и стыд. Сейчас вы свободны, я тоже, каждый из нас может прекратить свидания, когда пожелает.