Читать «Русская расовая теория до 1917 года. Том 2» онлайн - страница 570

И, в-третьих, к сохранению индивидуальных нормальных свойств личности одновременно с заботой о выработке цельного умственного и нравственного склада. «Вместо того, чтобы посылать ваших детей на театральную и бальную сцену, ступайте сами за кулисы детской жизни», — вот совет знаменитого Н. И. Пирогова родителям пятидесятых годов. Если в специальной педагогической литературе раздаются всё более и более энергические протесты против посещения детьми театров и против участия их в детских и любительских спектаклях, то тем более против подобных позорных забав должна вооружиться гигиена нервной системы, на основании того, что сценическое искусство, понуждающее к раздвоению личности, наряду с неизбежным и неизгладимым извращением собственной личности актера, пагубно действует и на весь ход жизненных процессов нервной системы.

Это всё должно служить лишь оговоркой к принципиальному признанию занятий нормальным искусством и должно иметь в виду их гигиеническую нормировку.

Другое дело представляет вырождающееся искусство: лечить такое зло, как вырождение в искусстве, было бы делом совершенно бесплодным: дегенерант неизлечим; но обезвредить такого больного — это уже одна из важных задач гигиены, так как многие психопатические состояния отличаются своей заразительностью, особенно, когда доходят до восприимчивого сознания субъекта с предрасположенной нервной организацией.

Дело в том, что современное декадентство находит для своих завоеваний двоякого рода пути: первый — это путь союза между однозначащими величинами: явился писатель, ныне монах Гюисманс, который нашел на художественном горизонте офорты Фелисьена Ропса и создал редкое единодушие между эротоманом поэтом и безумным символистом, таким же эротическим демономаном, творцом сплетенных в безобразную группу, в поднебесии, при тусклом сиянии мутного месяца, женского тела с лошадиным черепом.

Что декадентство имеет свойство не только возникать в отдельных личностях, но и заражать других, это ясно уже из самой сущности эстетической эмоции, заключающейся в необходимой способности последней возникать под влиянием индукции, и именно так, что художественные произведения одного рода заражают больше одних, произведения другого рода заражают других; однако натуры или только очень впечатлительные или не представляющие своей собственной эстетической личности, склонны легко подчиняться то тому, то другому влиянию, особенно, если им в этом поможет мода, как преобладающее направление вкусов данного времени.

Это — второй путь; и как первый, с точки зрения принципа l'union fait la force, так и второй, как процесс заражения, приводят к одному и тому же печальному результату, во многом напоминающему любой из коллективных пороков, развивающихся на почве болезненной организации. Общественная гигиена не в праве игнорировать подобное зло и целью своей должна поставить нейтрализацию его с одной стороны, с другой — правильную постановку эстетического воспитания народных масс и подрастающего поколения. Конечно, очень трудно заставить вырождающихся художников писать не так, как они пишут, а как-нибудь иначе; недаром эти художники, которые не хотят видеть ничего, кроме пресловутого искусства для искусства, спешат заявить, что искусство свободно и для него никакой закон не писан, и что законы пишет само творчество, как бы сумасбродно оно ни было, прибавим мы. И в самом деле, трудно представить себе какие-либо определенные регламентации для деятельности, протекающей, в значительной мере, в области бессознательных мозговых процессов; нельзя также отрицать и того, что успехи искусства не малой долей своей обязаны тем творцам, которые, идя во главе специально-эстетического прогресса, нередко, даже в последнее время, давали нам, наряду с уродливыми продуктами больного воображения, и истинные образцы художественного творчества. Их вина в том, что по своей невменяемости, они не в состоянии анализировать себя настолько, чтобы отмечать свои здоровые произведения от больных. Тех из них, кто поступает вполне искренне и бессознательно по отношению к продуктам своего больного мозга, строго винить нельзя, но трудно и направить их на путь истинный; это сделает время при помощи беспощадного и стихийного, трезвого суда общественного сознания, который всегда для своей эпохи сумеет точно установить понятия о добром и дурном, о нравственном и безнравственном. В отношении этих творцов наука обязана только установить свою точку зрения, давши психологическую характеристику их деятельности. Другое дело там, где речь идет как о преднамеренных, так и о бессознательных прозелитах, которые для своих творений сознательно или бессознательно черпают пищу и вдохновение из больных, хотя и натуральных, источников. Здесь наука во всеоружии должна вступиться за тех, кому грозит опасность от патологических течений в современном искусстве; она должна указать на тот вред, который может произойти как для нравственности, так и для состояния нервной системы, от разнузданности воображения, от культивирования и разработки болезненных мозговых процессов, от крайнего преобладания работы фантазии над деятельностью интеллектуальной. Современное искусство, так называемое новое искусство, ищущее якобы новых путей, вернее, потерявшее голову в погоне за оригинальностью и новизной манеры, стиля, навязывающее свои декоративные тенденции, индивидуальные настроения и своеобразный сюжет, живо напоминает талантливого, но и неуравновешенного ребенка из вырождающейся семьи, капризного, раздражительного, крайне впечатлительного, неустойчивого ни в настроении, ни в поступках, навязывающего свои фантастические измышления при всяком удобном и неудобном случае, суетливого эгоиста, не только не способного к общежитию и к правильному для своего возраста душевному развитию, но, подчас, и вредного для окружающих его здоровых детей. Этот ребенок, правда, обещает много хорошего, из его скрытых способностей может получиться и много полезного для дела, которому ему суждено служить; но для этого он должен подвергнуться не только строгому воспитанию, но и систематическому лечению.