Читать «Ущелье трех камней» онлайн - страница 6

Пулеметы вообще были слабостью Овсепяна. Имелась в них некая завершенность, полная целесообразность, которой недоставало и аскерским винтовкам, и личному офицерскому оружию. Еще в училище, курсантом, Арам получал высшие баллы за сборку и разборку механизма. Хоть с закрытыми глазами. И – безразлично, какой системы. Но среди не столь уж многоликого пулеметного племени у курсанта Овсепяна были и любимчики, и золушки. К примеру, много ли изящества в тяжелом, как зад евнуха, «максиме»? Или в «гочкисе», худом и голенастом, созданным французами, надо думать, по образу и подобию их спутниц жизни? «Шош» – это уже лучше. Но все же именно с «льюисом» добывал Арам-бей капитанские галуны, начиная службу на немирном пограничье в ливийской пустыне. С ним же заработал нашивки майора, сражаясь с итальянским десантом под Бенгази. Старый друг не подведет и сейчас.

…Овсепяна взяли на рассвете, два часа спустя после ухода Реджеб-аги. Теперь-то Арам понимал, что полковник, не имея права разглашать приказ штаба, пытался все же в меру сил спасти образцового офицера. Высокое благородство! – пусть даже ага действовал не из личных симпатий, но исходя из интересов полка накануне войны. Быть может, подпиши тогда майор прошение о «принятии истинной веры» – и судьба его сложилась бы иначе. А впрочем, вряд ли. Реджеб-ага, служака старого закала, наивно полагал, что резать опять будут иноверцев, подогревая перед войной страсти. Да-а… Арам, разумеется, отказался, но тактично: к чему обижать немолодого доброжелательного человека? Он просто поблагодарил за честь, сказал несколько общих фраз о том, что Бог не в форме, а в сути, и пояснил, что таким наследством, какое ожидает его, пренебрегать не следует, а отец, узнав об отступничестве – «ну, вы же знаете наших стариков, Реджеб-ага!».

Уже намного позже, дробя киркой гранит в Дейр-Зоре, меченый крестом смертника Овсепян понял, как жестоко ошибался благородный Реджеб. Рядом надрывались, высыхая на глазах, священники, адвокаты, учителя, попадались даже депутаты парламента, хотя эти не проживали и двух дней. Остальным везло меньше. Пожилые, солидные, они умирали трудно. Но перед тем, как лечь под мраморную крошку, успевали в бараках хоть что-то объяснить тем, кто еще пытался понять случившееся. Эти заживо мертвые старики знали многое, ведь до ареста это были известные, влиятельные люди… В иные времена и намека любого из них хватило бы, чтобы решить судьбу не то что Арам-бея, но и самого аги. К примеру, Хайр-Акоп.

От Хайр-Акопа Арам узнал, что стал сиротой. Он был тогда еще глуп, хуже Вахида Торлака, и по ночам вслух мечтал написать Энверу, а еще лучше – бежать и добраться до Стамбула, чтобы Вождь узнал обо всем и пресек, и наказал изменников, вырубающих под корень армянскую нацию, а с нею и великую идею единого османского народа. Кретин! Хайр-Акоп, принявший последний вздох Ваагна Овсепяна в вонючей теплушке на перегоне близ Кайсери, посмеялся. Тихий, грустный смех человека, уже не имеющего сил рыдать. «Мой юный друг, ваш Энвер лично подписал приказ о депортации. Зачем? Ну хотя бы потому, что турецкий торговец не выдерживает конкуренции. Мы торгуем тысячелетия, а турки еще только учатся…».