Читать «Русь. Том II» онлайн - страница 6
Пантелеймон Сергеевич Романов
— Как? — вскричал Владимир.
— Так. Я офицер запаса. В японской войне был.
— От души поздравляю!
— Поздравлять тут, положим, особенно не с чем…
— Ну как же, милый, в такое великое время быть участником… Нет, ты что-то равнодушен, ей-богу, равнодушен! Как это в такую минуту даже ни разу не крикнуть?
— Что ж, и будем все кричать!
— Нет, ты не русский человек… Вон, вон, смотри, идут! Вот что такое русская душа: вчера ещё ходили все сонные, а сейчас что! Кликни клич, и все поднимутся. Ура-а! Постой, говорят что-то… Ура! Правильно, умрём за Сербию, всё отдадим! Верно: Минины и Пожарские.
— А ты знаешь, где эта Сербия? — спросил Валентин.
— Черт её знает, где-то на востоке. Дело не в этом, а в подъёме, — сказал, отмахнувшись, Владимир.
Он был в таком самозабвенном состоянии подъёма и возбуждения, что, казалось, ничего не был способен понимать.
— Ты один у отца или есть ещё кроме тебя сыновья? — спросил Валентин, оглядывая с каменного крыльца рядов бесконечное море народа.
— Один, брат…
— Значит, ратник второго разряда, — сказал Валентин и, замолчав, стал опять смотреть по сторонам.
Владимир тревожно оглянулся на Валентина.
— Как — ратник?… — проговорил было он озадаченно, но в это время в толпе произошло движение и кругом возбуждённо заговорили:
— Розов! Розов!
Это был известный всей Москве, знаменитый своим необычайным басом протодьякон.
Издали было видно, как он, окружённый духовенством, взошёл на каменное, обведённое решёткой возвышение лобного места, развернул какую-то бумагу и, оправив сзади свои густо кудрявые волосы, приподнял лист в правой руке, как поднимает дьякон орарь, когда читает ектенью перед царскими вратами.
Вокруг всё стихло.
— Мы, божьей милостью…
Слова протодьякона слабо раздавались под открытым небом, и дальним было не слышно, но все они, притихнув, жадно смотрели, устремив на него отовсюду глаза.
Это был манифест объявления войны Германии.
Розов кончил и сложил лист. Запели «Спаси, господи, люди твоя», потом «ура» смешанным гулом, в одной стороне начинаясь, в другой кончаясь, перекатывалось по огромной площади.
— С кем же это, батюшка? — спрашивала какая-то старушка в платочке, прикрывая глаза рукой от солнца.
— С Германией… С Германией и Австрией. Да уходила бы отсюда, — задавят!
— Против двух, значит? Спаси, царица небесная!
Ещё что-то читали, говорили речи, кричали «ура». Проходили полки солдат со знамёнами и музыкой в одном направлении, навстречу им шли другие, смешивались звуками и мерным стуком тысяч ног и заворачивали на Ильинку.
Иногда какой-нибудь штатский вскакивал на первое попавшееся возвышение и говорил речь. Толпа, начавшая было редеть, опять собиралась в плотную массу около говорившего, как будто всем было жаль, что скоро кончилось возбуждающее зрелище, и не хотелось расходиться.
Издали доносились только отдельные слова речей и выкрики:
«Освободительная!.. Начали не мы… пойдём до конца, иначе народ не простит. Пойдём на все жертвы!»
— Ура, на все жертвы! — крикнул Владимир.
И когда наконец все стали расходиться, Владимир всё ещё возбуждённо говорил, кричал «ура» и размахивал зажатым в кулак картузом; потом, обращаясь к Валентину, сказал: