Читать «Темная любовь (антология)» онлайн - страница 233

И она здесь. Она лежит перед тобой с закрытыми глазами и повернутыми вверх ладонями, так маняще раскинув ноги — голая. Ты щуришься, но выражение ее линь Разглядеть не можешь, но ты уверен, что это улыбка. Изображение прыгает — единственный монтажный стык, — и ты смотришь крупным планом на лист бумаги, официального вида документ, бланк с полями, отмеченными чернильными кружками и птичками, очертанием человеческого тела, написанными от руки словами и подписью. Коды и примечания ты оставляешь без внимания, глядя на ее имя: Шарлотта Прессман. Холодное и безымянное имя, холодное и безымянное, как ее труп.

Слова добираются до твоих губ, но тут картинка прыгает снова, и снова идет съемка той же неподвижной камерой, и теперь ты ее знаешь, знаешь каждый ее дюйм, эту серую с пятнышками кожу, опавшие груди, спутанные грязные волосы, и прозектор со скальпелем в руке начинает ее последний танец.

Стриптиз плоти. Разрез от левого плеча вниз, от правого вниз и удар лезвия по животу вниз — неровная буква Y. Руки берутся за складки кожи, и внешний слои плоти стягивается назад, открывая внутренность: полосы мышц, желтые подушки жира, мокрую кость. В вечной мерзлоте мужчина и металл пробивают грудную кость, прорываются внутрь и вынимают ее разбитое сердце. Опускается серебристая дисковая пила; когда она кончает работу, вынимаются по одному поблескивающие органы, их осматривают, взвешивают и записывают, и только слышен голос: "Поджелудочная, в норме, надпочечники, в норме, селезенка, в норме". Голос без интонаций, ровный, как гудок в телефоне, в норме, в норме, и он тянется глубже в нее, туда, куда не могли проникнуть языки и члены, и с каждым движением вынимает все больше и больше, пока от нее не остается только выпотрошенная туша. Но это, конечно, еще не все: быстрый проход скальпеля по горлу от уха до уха, и лицо ее стянуто назад, сморщенное и забытое, и снова вертится пила, срезая верхушку головы. Серую массу поднимают, взвешивают — в норме, в норме — и спектакль окончен. Наконец ты увидел ее всю.

Ты встаешь и уходишь, из комнаты, из мотеля, из Чикаго, и ты слышишь, как кто-то из оставшихся спрашивает о цене второго сеанса. Но нет такой цены, или тебе ее не уплатить: у тебя есть только четвертаки, и у тебя всегда будет она: без имени, без лица. Груда мяса.

Ты каждую неделю возвращаешься в Страну замочных скважин — первый месяц, потом два-три раза в неделю, теперь каждый день ты встаешь из-за стола и проходишь несколько коротких кварталов к этому крохотному форпосту, последнему из ему подобных в этом городе, и меняешь доллары на четвертаки и находишь дорогу в кабину, чаще всего в эту, счастливую кабину N7, и сидишь в темноте и смотришь в окно видеоэкрана и видишь голых женщин и мужчин, ты видишь, как они входят в раж, совокупляются, и в этом ничего нет для тебя, совсем ничего, только вытянутое лицо Делакорта отражается в стекле и смотрит на тебя.

Когда ролик кончится, Делакорт встанет со скамьи и вернется в офис, поправляя узел галстука, готовый сесть за стол, отвечать на телефонные звонки и как следует поработать над своей сводкой. Но ты — ты один, и хотя ты ждешь и смотришь, но нет ничего, что можно увидеть.