Читать «Путешествие за семь порогов» онлайн - страница 6

Юрий Степанович Самсонов

— Поняла уж, — сказала бабка. — Говори.

— Ты слыхала, что Андрюха затеял?

— Нет.

— Грех врать. Письмо тебе было?

— Ну, дальше.

— Велел Серафим, чтобы ты не отдавала Андрюхе то, что прячешь. Чтобы мне отдала, велел.

— Зачем ему?

— Хочет дожить на покое.

— Тайга велика.

— А золото? — сказал гость.

— Не знаю я про золото, — сказала бабка. — Байки это. А карту — карту спалила давно.

— С тебя станет… — Гость задохнулся. — Да нет, не верю: своё ведь, кровное… А ежели другие найдут? Хоть и Андрюха: он же государству сдаст!

— Хоть бы и так, — ответила бабка. — А Серафиму золото на что, коли помирать собрался?

— Есть разница, как помирать… Послушайся меня, отдай! Всем будет хорошо: и Серафиму, и внуков-правнуков твоих не обижу, заживут… Я дорожку знаю, и людей подходящих, и цены. Не надо всего, в компанию только возьми! Ведь на каком богатстве сидишь!

— Для себя, выходит, стараешься? — сказала бабка с насмешкой. — То-то, слушаю, соловьем поёт! А кто ты такой? С какого боку родня?

— По Серафиму, — с издёвкой сказал голос. — Мы с ним такие дела делали, что лучше тебе не знать. Ну так как же: отдашь?

— Нечего отдавать.

— Ой, смотри, старуха! Будет худо!

— Не пужай.

— Что тебя пугать. Сама подохнешь днями. А вот внучек-то, Андрюшенька, поди, хочет пожить, верно?

— Думаешь, нет на тебя управы?

Гость промолчал.

— Ты лучше, старая, вспомни-ка про Кланьку! Это мы ведь…

— Твоё, стало быть, дело?

В кухне грохнула скамейка… Гринька распахнул дверь.

— Карат, возьми! — крикнул он.

Карат рванулся в дверь, шоркнув шерстью по голой Гринькиной ноге. Послышался беспорядочный тяжёлый топот, удары, звон стекла, провизжала дверь. Всё стихло. Гринька зря пощёлкал выключателем, потом ощупью пробрался на кухню, нашарил спички; Помедлил, боясь увидеть такое, после чего только с ума сойти. Спичка вспыхнула. Увидел: скамейка и стол опрокинуты, занавеска сорвана, зеркало разбито — в старинной раме чернели ветхие доски.

Бабка сидела, выпрямившись, в кресле, её открытые глаза были страшно неподвижны. Гринька бросился к ней — жива ли? Спичка ожгла пальцы. Бабка сказала:

— Запри дверь.

Во дворе слышался свирепый торжествующий лай Карата. Гринька запер дверь, дрожащей рукой снял стекло с лампы, зажёг фитиль, сощурился — не столько от света, сколько потому, что боялся глядеть на бабку. Он её не узнавал. Вот когда бабка стала настоящей старухой! И заговорила она голосом невнятным, шамкающим:

— Поедешь в Светлогорск, к отцу своему, расскажешь… Всё слышал?

— Всё, — сознался Гринька.

— Тащи сюда сундук.

Гринька, пыхтя, вытолкал из бабкиной спаленки старинный, окованный жестью сундук. Много раз он прежде заглядывал туда: сундук не запирался. Лежало в нём разное старушечье тряпьё, ветхое, побитое молью. И что там вдруг понадобилось бабке посреди ночи, Гринька не понимал.

Крышка двойная, — сказала бабка. — Бери топор, ломай.

Гринька принёс топор, ощупал пальцем лезвие, надрубил полоски жести. И заскрипели ржавые гвозди, выдираемые из своих столетних гнёзд.

В тайничке были пачка перевязанных шнурком фотографий да пожелтевший, почти обуглившийся от времени листок плотной бумаги. Бабка протянула руку за фотографиями. А листок Гринька положил на стол.