Читать «Слуги Темного Властелина» онлайн - страница 354
Р. Скотт Бэккер
Поставив наконец нужный вопрос, он испытал облегчение, но тут же исподволь подкрался другой, ответ на который был слишком мучителен, чтобы его отрицать. Эта мысль была, точно ледяной кинжал.
«Они убили Гешрунни сразу после того, как я уехал из Каритусаля».
Он подумал о человеке на Кампозейской агоре, который, как ему показалось, следил за ним. Том, который как будто сменил лицо.
«Значит ли это, что они преследуют меня?»
Быть может, это он и навел их на Инрау?!
Ахкеймион замер и затаил дыхание в рассеянном свете свечи. Пергамент покалывал онемевшую левую руку.
Быть может, он навел их еще и на…
Он поднес пальцы ко рту, медленно провел ими вдоль нижней губы…
«Эсми…» – прошептал он.
Связанные вместе прогулочные галеры лениво покачивались на волнах Менеанора за пределами укрепленной гавани Момемна. Это была многовековая традиция – выходить в море на галерах, чтобы отметить праздник Куссапокари, день летнего солнцестояния. Большинство собравшихся на галерах принадлежали к высшим кастам кжинеты из домов Объединения либо жрецы-нахаты. Люди из дома Гаунов, дома Дасков, дома Лигессеров и многих других оценивали друг друга и кроили свои разговоры в согласии с туманными сетями преданности и вражды, соединявшими между собой все знатные дома. Даже внутри каст существовали тысячи тончайших различий, зависящих от ранга и репутации. Официальные критерии подобных различий были более или менее очевидны: близость к императору, которая легко определялась иерархией чинов внутри многочисленных министерств, или, на противоположном полюсе, близость к дому Биакси, традиционным соперникам дома Икуреев. Однако сами дома имели долгую и запутанную историю, и ранг каждого отдельного человека был неразрывно связан с этой историей. Так что наложницам и детям говорили: «С этим человеком, Тримом Хархарием, держись почтительнее, дитя мое. Его предки были когда-то императорами», несмотря на это дом Тримов давно уже впал в немилость у правящего императора, а Биакси и подавно презирали его с незапамятных времен. Если добавить сюда критерии богатства, учености и ума, станет ясно, отчего правила джнана, определяющие все взаимодействия между ними, оставались абсолютно непонятны человеку извне, а для человека изнутри были сплошной головоломкой, зловонным болотом, где тупые и бестолковые тонули почти мгновенно.
Однако все это месиво скрытых забот и мгновенных расчетов совершенно их не тяготило. Это был просто образ жизни, такой же естественный, как круговорот созвездий над головой. Зыбкие требования жизни оставались не менее обязательными оттого, что были зыбки. Так что пирующие смеялись и болтали с виду абсолютно беспечно, облокачиваясь на полированные поручни, нежась на ласковом предвечернем солнышке и дрожа, когда оказывались в тени. Звенели кубки. Вино лилось рекой и расплескивалось, отчего липкие пальцы в кольцах делались еще более липкими. Первый глоток выплевывали в море, как дар Мому, богу, предоставляющему место для празднества. Беседы бурлили шутками и серьезностью, точно бесконечная череда голосов, каждый из которых требовал внимания, пользовался возможностью произвести впечатление, позабавить, сообщить что-то. Наложницы, облаченные в свои шелковые кулаты, чурались грубых и скучных мужских бесед, как то и подобает нежным девам, и вели между собой иные разговоры, на темы, которые им никогда не наскучивали: моды, ревнивые жены, своевольные рабы и рабыни… Мужчины же, старательно выставлявшие на солнце свои пышные айнонские рукава, толковали о вещах серьезных, и с насмешкой и презрением взирали на все, что не имело отношения к войне, ценам и политике. К тем немногим, кто рисковал нарушить джнан, относились снисходительно либо одобрительно, в зависимости от того, кто именно его нарушал. Умение вовремя и в меру преступить джнан – это тоже часть джнана. Услышавшие же о таком женщины старательно ахали и ужасались, отчего мужчины разражались хохотом.