Читать «Годы войны» онлайн - страница 282

И внезапно Богарев подумал, что и он вобрал в себя всю ночную гибель мирного старинного города».

И последняя дневниковая запись — о берлинском зоологическом саде и стороже обезьянника — подвигла писателя в 1955 году на замечательный рассказ «Тиргартен», поведавший о несовместимости насилия и жизни, о неутихающем стремлении всего живого к свободе.

Множество записей — своего рода зарубок опаленной памяти — обогатили дилогию «За правое дело» и «Жизнь и судьба».

Прообразом одного из главных героев «За правое дело» — солдата Вавилова послужили записи беседы с красноармейцем Иваном Канаевым и сапером Власовым. А картина, завершающая судьбу еще одного из героев — летчика Викторова, сбитого над Сталинградом, была почти дословно перенесена из. казалось бы, мимолетной записи: «Всю ночь лежал мертвый летчик на снежном холме — был большой мороз, и звезды светили очень ярко. А на рассвете холм стал совершенно розовый, и летчик лежал на розовом холме. Потом подула поземка, и тело стало заносить снегом».

Перешли из записей сначала в очерк «Волга — Сталинград» артиллеристы Саркисьян и Скакун (в романе — Свистун), чьи тяжелые минометы и зенитные орудия первыми встретили и в смертельном бою задержали внезапно прорвавшиеся к Сталинграду фашистские танки. Одним из героев романа стал и генерал Н. И. Крылов, которому выпало на долю быть начальником штаба войск обороны сначала в Одессе, затем в Севастополе и, наконец, в Сталинграде.

Перешла из записных книжек в роман гордая фраза сталинградской беженки: «Мы оскорбленные, но не униженные». А самым, может быть, драгоценным свидетельством обороны Сталинграда стало для Гроссмана донесение командира роты Колаганова. Это донесение Гроссман выпросил в штабе полка и всю войну держал в своей полевой сумке, как ценнейший документ. Он привел это донесение в очерке «Царицын — Сталинград», а затем оно было «отдано» в романе «За правое дело» лейтенанту Ковалеву, одному из героев обороны Сталинградского вокзала — той знаменитой обороны, где погибли все бойцы, но никто не сдался, не отступил. Так на долгие годы, пока будет жить дилогия Гроссмана, останется в памяти людей подлинная клятва сталинградца: «Пока будет жив командир роты, ни одна фашистская блядь не пройдет».

Разные судьбы людей встают из записных книжек. С одними автора вновь сводила судьба, и полковник M. E. Катуков стал ко времени второй встречи генералом, командующим танковой армией. Другие погибали, исчезали в военных вихрях, и память о них осталась в очерках или просто в лаконичных записях, выполняя теперь благородный завет: никто не забыт, ничто не забыто. Наконец, третьи, пусть под другими, романными фамилиями остались в книгах Гроссмана художественными памятниками той великой трагической эпохи.