Читать «Годы войны» онлайн - страница 242

Василий Семёнович Гроссман

Но не пришлось им волжской воды попить.

Они ходят за водой, обедом, с донесениями, за боеприпасами.

Чуть что — за мной: „Чехов, иди, по нам бьют“.

Утром они артподготовку сделают и кричат: „Русь, завтракай“, потом в обед тоже.

Они вареного едят мало — в мешках таскают себе водку, консервы.

Пока они обедают — автоматчик тыркает.

Вечером — „Русь, ужинать“.

Воду они брали гнилую, из паровозов. Утром за водой идут с ведерком. Мне стрелять удобней, когда он бежит, глаз и рука лучше берут, а когда стоит мне хуже.

…Первый — вышел, прошел 5 метров спокойно. Я сразу взял на мушку, беру вперед немного, от носа сантиметра 4. На расстоянии 300 метров беру бегущего с упреждением на две с половиной фигуры.

После того, как я винтовку получил, сначала все не решался человека живого убить: простоял один немец минуты четыре, все разговаривал, я его отпустил.

Когда первого убил, он сразу упал. Тут второй выбежал, наклонился к убитому, я и его уложил.

Мне страшно стало: я убил человека! А потом вспомнил наших — и стал их бить без пощады.

Дом провален до второго этажа. Кто сидит на лестнице, кто на втором этаже. Кассы — в них деньги все сгорели.

На кургане живут девушки, жгут костры, готовят, офицеры заходят к девушкам.

Боеприпасы возят на лошадях.

Наблюдаешь иногда такую картину: идет фриц, собака лает на него из двора, фриц ее убивает. Если ночью собачий лай — значит, фрицы чего-то делают там, шастают по домам, вот собаки и лают.

Я стал зверским человеком — убиваю, ненавижу их, как будто моя жизнь вся так и должна быть.

Я убил 40 человек — трех в грудь, остальных в голову.

При выстреле голова сразу откидывается назад или в сторону, он руки выбрасывает и падает…

Один убитый мной перед смертью сказал по-русски: „Спасибо, Сталинград, что меня русский снайпер убил“.

Как-то мы принесли гармошку, поем, танцуем, Фрицы заслушались, а потом открыли огонь.

Пчелинцеву тоже жалко было убивать: первого не смог, второго убил и как я мог?

Меня сначала трясло, когда убил: ведь человек шел за водой!

Двух офицеров уложил. На высоте — одного, другого — у Госбанка, он весь в белом был, все немцы вскакивали, ему честь отдавали, он их проверял. Хотел перейти улицу — я и ударил в голову. Он сразу свалился, ноги только задрал в ботинках.

Вечером иногда выхожу из подвала, смотрю — сердце поет, хочется хоть на полчасика в живой город.

Выйдешь, подумаешь: Волга тихо стоит, неужели Волга наша для этого страшного дела?

Один сталинградец у нас был — я его расспрашивал, где клубы, театры, как гуляли на Волге. Здесь гуляли, парк был».

Сварщик Косенко так варил, что люди приезжали с фронта и просили чинить «катюши» — «У вас лучше, чем на фронте».

Два танка примчались с фронта: «Скорее, нам в бой», — зачинили и ушли в бой. В тот же день 5 пушек отремонтировали. Этим делом занимались 4 человека. Слесарь, кузнец, токарь, сварщик. Поцелуйкин, Забиркин, Белоусов, Косенко и мастер, он же начальник цеха, и слесарь Солянинков.

Тов. Крыжановский — начальник турбинного цеха.