Читать «Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях» онлайн - страница 46

Б.В. Соколов, как и большинство булгаковедов, отечественных и зарубежных, опираясь на выписки, сохранившиеся в архиве М.А. Булгакова (да и на собственные изыскания) одним из важнейших исторических источников «Мастера и Маргариты» называет энциклопедию Брокгауза — Ефрона, из статей которой «Легион», «Когорта», «Центурион», «Чародейство», «Бог», «Никодимово евангелие», «Турма», «Шабаш ведьм», «Аква Тофана», «Алхимия», «Пилат» и др. писатель почерпнул множество сведений для своего романа. Словом, приходит к выводу Б.В. Соколов, «из мозаики разнообразных деталей Булгаков создал исторически достоверную, живописно-рельефную, можно сказать, кинематографичную… панораму жизни людей другой эпохи, которые вместе с тем оказываются так близки и понятны нам сегодня» (15, с. 97).

Впрочем, еще задолго до того, как Б.В. Соколов начал печатать свои статьи о творчестве Булгакова, шведский булгаковед Ларс Клеберг заметил, что события и люди Москвы в «Мастере и Маргарите» фантастичны и гротескны, тогда как то, что мы узнаем об Ершалаиме, кажется исторически и психологически достоверным (12, с. 114).

Камил Икрамов в опубликованной посмертно статье, посвященной вопросу трансформации источников в «Мастере и Маргарите», иронично напомнил, что в 1968 году В.Лакшин писал, будто булгаковский Иешуа — это на редкость точное прочтение основной легенды христианства, прочтение в чем-то гораздо более глубокое и верное, чем евангельские ее изложения. Сам же К. Икрамов считал, что Иешуа у Булгакова только по внешним признакам соответствует образу, созданному евангелистами, что его сходство с Христом чисто внешнее. Иешуа у Булгакова прощает сильных мира сего, а в первую очередь — палачей. Что же до слабых людей, то они его просто не интересуют. К слабым Иешуа строг, а вот жестокий кентурион Марк Крысобой для него — «добрый человек» (10, с. 5).

Отказ Иешуа в романе Булгакова от родителей и от той родословной, которую христианская традиция приписывает Иисусу, по мнению критика, восходит к ортодоксальной иудейской версии, то есть к талмудистскому трактату «Авода хара», ибо именно талмудисты называли одним из возможных отцов Христа сирийца, солдата селевкидской армии. Поэтому булгаковский Иешуа заявляет, что ему говорили, будто его отец был сириец.

К. Икрамов отметил и словоохотливость Иешуа в противоположность Иисусу Христу, который в Евангелиях подчеркнуто молчалив. Это также важный элемент трансформации образа Христа у Булгакова. Характерное отличие Иешуа от Христа состоит в том, что ему приходят в голову «кое-какие новые мысли». У Христа «новых мыслей» не было, он явился лишь свидетельствовать об истине. Поскольку Пилат понравился изувеченному Иешуа, это, по мнению К. Икрамова, говорит о неразвитости нравственного чувства у Га-Ноцри. Ведь такая симпатия к жестокому прокуратору противоестественна. Словом, критик полностью отрицает тождество Иешуа и Христа (10, с. 5).