Читать «Когда мы состаримся» онлайн - страница 3

Внутреннее действие завязывается с первых же страниц. Сразу же подвергается вразумляющему испытанию Деже с его детскими недоумениями, наивными попытками объяснить себе зловещую неожиданность, свалившуюся на семью: непонятный уход отца из жизни, его тайные похороны. Полудетская ещё наивность сквозит потом и в розовых иллюзиях Деже относительно его высокородного дядюшки, Бальнокхази, чей домашний уклад поначалу кажется ему верхом изысканности и благородства — и чью манерную, внутренне холодную дочку, красивенькую Мелани, готов он принять за сущего ангелочка.

Лишь тщетные поиски заступничества за брата у дядюшки, этого хладнокровно блюдущего свою выгоду карьериста-чиновника, открывают Деже глаза на семейство Бальнокхази, на его тщеславную расчётливость. Присоединяется ещё инквизиторский допрос Деже в гимназии, который тоже помогает узнать истинную цену словам и делам — и многим людям, от соучеников до преподавателей.

Вообще перипетии грозящего Лоранду ареста и его бегства становятся настоящим горнилом, в котором обнаруживаются и закаляются добрые задатки Деже. Именно эти, уже вполне серьёзные житейские испытания позволяют ему окончательно стряхнуть остатки детской доверчивости, скоропалительности в суждениях, увидеть жизнь такой, какова она есть, и определить своё место в ней. История Деже, с лирической непосредственностью Рассказываемая им самим, — подлинная история возмужания этой стойкой, самоотверженной натуры. На наших глазах умудряемый жизнью мальчик становится воспитывающим себя юношей, мечтательный ребёнок — самостоятельно, ответственно мыслящей личностью.

Лоранд, пожалуй, больше во власти не собственно детских, но романтически наивных — крайних, «максималистских» — иллюзий. В этом смысле Деже, хотя и преклоняется перед идеалистом-братом, кажется порой словно житейски выше, «взрослее» его. Вместе с тем переживания Лоранда, кроме романтической приподнятости, покоряют и человеческой естественностью: той неумолимой, но само собой разумеющейся простотой, с какой они вытекают из его отчаянного положения.

Романтиков влекли беспредельные и запредельные желания, порывы. Йокаи же ставит им вынужденный, не зависящий от нас предел. С грустным и нежным, но здравым сочувствием, навеваемым собственными раздумьями патриота, показывает он, что как-никак, а жизнь, силы человеческие не безграничны, не бесконечны. И безоглядная верность Лоранда данному слову, сама по себе возвышенная, благородная, выглядит поэтому несколько ригористичной, ибо расходится с реальными возможностями, истинными велениями жизни. Жертвовать всем — любовью, счастьем, будущим, не только своим, но в известном смысле и общего дела — в угоду явной, даже вызывающей садистской прихоти подлеца? Для которого вырванное обманом слово — лишь предлог ещё и ещё помучить, насладиться добровольной агонией?