Читать «И здесь граница» онлайн - страница 26

Вениамин Ефимович Росин

Неожиданно, словно поперхнувшись, умолк и выжидающе взглянул на Кублашвили. В узких глазах, прикрытых опухшими веками, промелькнула тревога. Все же зачем появился старшина? Что ему нужно?

— Благодарю за приглашение, — ровным голосом сказал Кублашвили, — но зашел я не за этим. Хочу уточнить, чем вы топите плиту.

Лохматые брови повара полезли вверх.

— Странный вопрос! Углем, чем же еще! И должен сказать, что эта проклятая плита пожирает уйму топлива. Таскать не успеваешь. А тут еще, будто назло, у помощницы щеку от флюса разнесло. От боли места себе не находила, головой об стенку билась. Едва на станцию прибыли, как она все бросила и рысью в поликлинику. Уже пора бы и вернуться, а ее нет да нет. Ох уж эти бабы! Еще, чего доброго, к отправлению опоздает. Вот-вот к составу подцепят, а мне одному хоть разорвись. Скоро от всех этих забот я, кажется, до того похудею, что вернусь домой и жена, хе-хе-хе, не узнает.

«Кто ты, что за человек? Почему лебезишь, заискиваешь?» — подумал Кублашвили и протянул:

— Мда-а… Интересно получается.

— Не пойму я тебя, старшина! Вот убей, не пойму! Ну зачем, скажи на милость, тебе сдался тот уголь? Да гори он синим пламенем! Давай лучше, дорогуша…

Забегая то справа, то слева, повар бормотал что-то про настоящий шустовский коньяк, способный поднять мертвеца с того света, но Кублашвили не слушал.

Сомнения, предположения, вначале шаткие и неопределенные, перешли в уверенность. Встав на пороге кухни, он обвел глазами помещение.

На плите сгрудились кастрюли и сковородки. В них булькало, шипело. В воздухе плавал аппетитный аромат жареного мяса.

Кублашвили невольно проглотил слюну. Да-а, в кулинарии этот толстяк, видать, толк знает.

К стене прижался солидных размеров угольный ящик, доверху наполненный коричневым брикетом. Зачем же, имея столько топлива, тащить, надрываясь, с тендера корзину антрацита? И тут же: «Быть может, я и неправ? Помощница у него захворала, вот он и делает запас. Возможно, я тоже так бы поступил на его месте».

Что ж, распрощаться и уйти? В конце концов, никто не застрахован от ошибок. Но какой-то внутренний голос удерживал от этого шага, подсказывал: посмотри, посмотри угольный ящик!

Брусок за бруском ложился на пол. Кублашвили видел, как повар, ссутулившись на табурете, с напускным безразличием набивал трубку табаком. Во взгляде, наклоне головы сквозила покорность. «Ладно, пусть так, пусть по-твоему».

Снят второй слой брикета. Третий.

Толстяк забыл про трубку. Прыти в нем поубавилось. На щеке задергался мускул. Тяжело сопя, опустился на корточки рядом с Кублашвили. Помолчал, покусывая нижнюю губу, и затем, решившись, вкрадчиво сказал:

— Послушай, старшина… Давай поговорим откровенно, как мужчина с мужчиной. Мы тут с глазу на глаз. Одни, без свидетелей. Да, признаю, виноват, нарушил порядок, прихватил в поездку сотню-другую деньжат. Заграничные чулки дочке купил. Кофточку жене. Еще кое-что по мелочи. Пустяк все это, не стоит выеденного яйца. — Он медленно вытер скомканным платком пот со лба и, тяжело вздохнув, продолжал: — Ну допустим, приволок ты меня на КПП, ну предположим, сдал со всем барахлом. А дальше что? Славы это тебе не прибавит, ордена не дадут. Да и судить меня, сам отлично знаешь, вряд ли станут. Просто не хочется огласки, не хочется свое место потерять. Купил барахло и теперь, поверишь, сам жалею.