Читать «И здесь граница» онлайн - страница 16

Кублашвили невольно отметил, что Карацупа сказал не «собака», а «собачка», и это в его устах звучало высшей похвалой. Так ласково мог говорить лишь человек, беззаветно любящий свою работу, свое дело.

— Вы не ошиблись, Гильза у меня была. Работал я с ней, задержания имел. Но тут Зимин в запас ушел. Определили Балета в резерв. Кто знает, сколько бы он там пробыл, да при прочесывании леса овчарка сержанта Анохина глаз потеряла. Начал Анохин Балета к себе приручать. Время идет, а толку никакого. Не подпускает его Балет, зубами, как волк, щелкает. Ну просто не собака, а Змей Горыныч. Анохин и в вольер войти не решался. Бачок с кормом на лопате подавал.

А мне Балет, сам не знаю почему, нравился. Пес, что и говорить, серьезный. Подумал: если наладить с ним контакт, — лучшего помощника и желать нечего… Одним словом, Гильзу передали Анохину, а мне — Балета.

Кое-кто отговаривал. Намаешься, дескать, с этим зверюгой, хлебнешь горя. Не работа будет, а мука.

— Ну и как? — с интересом спросил Карацупа.

— Повозиться, конечно, пришлось. Один раз чуть было полруки мне не отхватил.

Кублашвили до мельчайших подробностей помнил день, когда он принялся завоевывать доверие Балета.

Услышав свою кличку, пес повернул голову, насторожился. Он не бросился на Кублашвили, зная по опыту, что от человека его отделяет густая металлическая сетка вольера.

До этого дважды в день ему просовывали миску с едой. Длинным крючком вытаскивали пустую посуду из вольера. Кублашвили поступил по-своему. Ласково повторяя «Кушай, Балет, кушай!», он приоткрыл дверь вольера и спокойно поставил миску на пол.

Ничего подобного Балет не ожидал. Шерсть на загривке поднялась, он зарычал и подошел к миске. Неторопливо принялся есть.

Суп был вкусный, но — удивительное дело! — оказалось его совсем мало, чуть побольше стакана.

Балет вылизал миску и улегся, привалившись боком к деревянной стенке, отделявшей соседний вольер.

Положив голову на передние лапы, пес зорко наблюдал за Кублашвили. Этот худощавый сержант все больше и больше удивлял его. Смело, без всяких там крючков, забрал миску, снова плеснул в нее из кастрюльки стакан-полтора супу…

Маленькие порции, выдаваемые с интервалом в десять-пятнадцать минут, разожгли аппетит. Теперь Балет не то чтобы заискивающе, а скорее выжидающе следил за действиями своего нового хозяина.

Каждую свободную минуту Кублашвили проводил около Балета. И кормил его, если можно так выразиться, в час по столовой ложке.

— Повозиться пришлось, — повторил Кублашвили. — И немало. На четвертые сутки лед был сломан. Увидев меня, Балет вильнул хвостом. У нас стало налаживаться что-то вроде дружбы. Правда, дружба эта была не на равных. Один приносил суп, другой ел да еще рычал и смотрел исподлобья. Но постепенно все же нашли общий, что ли, язык. Начали мы службу нести. Я Балетом был доволен, и он, думается, на меня не обижался. И все бы хорошо, если б не подхватил он воспаление легких. Сколько мерзли мы с ним, мокли — и ничего, а тут на тебе, не выкарабкался… «Безлошадный» я теперь, Никита Федорович, — Кублашвили горько вздохнул: — Просто у разбитого корыта. Эх, как Балета жаль! — сказал дрогнувшим голосом.