Читать «Щит земли русской» онлайн - страница 159

Владимир Иванович Буртовой

Весь оставшийся день простоял Вольга рядом со старейшиной Воиком и отцом Михайлой неподалеку от сторожевой башни, а когда затихли скрипы печенежских кибиток и находники скрылись в чреве потемневшей к ночи степи, старейшина сказал, смахнув с ресниц слезы радости:

– Пришел конец нашему горю, люди! Отошли печенеги, и мы живы!

Над спасенным Белгородом золотой россыпью звезд горел Млечный Путь, и Вольга, вдруг озябнув, прижался к старейшине Воику в надежде согреться у его старого тела.

Могила на кургане богов

Никнет трава от жалости, дерево в горе к земле преклонилось.

Слово о полку Игореве

В дождливую ночь этого же дня старейшине Воику стало совсем плохо. Он лежал на лавке, вытянув худые руки вдоль тела, и тяжело, с хрипом дышал. Грудь его то высоко поднималась, и тогда поднималось рядно, то опускалась так низко, что казалось, будто и вовсе тела нет у старейшины под рядном.

Отец Михайло подошел к ложу с деревянной ложкой и чашкой в руках. От чашки поднимался легкий пар, пахло душистой мятой.

– Прими, отче, отвар целебной травы, – сказал отец Михайло и левой рукой слегка приподнял тяжелую голову старейшины. Но старейшина не принял отвара.

– Не помочь мне, Михайло, уже никакими травами. Слышу я зов предков, ждут они меня. Зажился я на этом свете, на погребальный костер пора… Прах мой, сыне, предашь огню по старому закону, нет желания мне в земле истлеть, подобно павшему в болото дереву. Душа огнем пусть очистится, и стану я жить под твоим очагом вместе с далекими пращурами… Ты же помни про души предков и не скупись на требу нам, а мы будем помогать тебе в трудный час и беречь род твой от силы нечистой – за старшего теперь ты остаешься!

Старейшина Воик притих, передохнул немного и снова заговорил с отцом Михайлой:

– Кланяюсь тебе земно, мой сын, что дал дожить до глубокой старости без нужды и горя и что почитал меня, как подобает почитать старейшину, – сказал и откинулся на изголовье. Его заострившийся нос четко обозначился на стене избы, против серого бревна с глубокой трещиной.

Вольга сидел против старейшины и с трудом сдерживал слезы, а они нет-нет да и подступали к глазам, увлажняли веки, щемило до боли сдавленное спазмой горло.

«Неужто дедко не встанет? – изводился в печали Вольга. – И не слышать нам больше его сказов о далекой старине, о походах на хазар и на греков отважного князя Святослава!.. Так много знал дедко – и так мало успел нам рассказать. Бог неба, помоги старейшине! Дай ему силы одолеть хворь и встать на ноги!»

Вольга не слышал, как без скрипа открылась намокшая от дождя входная дверь и в избу вошел Згар – потянуло вдруг ему в правый бок мокрым воздухом, и он обернулся. За спиной Згара успел заметить, пока закрывалась дверь, что во дворе и над Белгородом поднималось утреннее солнце, и край голубого неба на западе успел заметить Вольга. Згар осторожно, не отходя от порога, переступил мокрыми черевьями – следы остались на досках пола – и сказал: