Читать «За рубежом» онлайн - страница 2

Замечательное свойство всех лучших представителей "литературной Руси", обращавших свой пытливый взор на Запад — от "Писем русского путешественника" Карамзина до «скромных» статей Чернышевского в некрасовском «Современнике», — это органическое слияние не только естественных напряженных гаданий о собственной судьбе России, быстро приближавшейся к тем историческим путям и перепутьям, на которых уже находились Европа и Америка, но и просто страстного соучастия всему там происходившему, столь бурно сказавшегося в одном из первых же писем Салтыкова из Парижа: "Вот и чужая сторона, а сердце по ней надрывается", — писал он П. В. Анненкову.

Эти-то "боль сердечная" о своем и «надрывание» сердца от увиденного на чужбине и придают книге самого сатирика поразительное драматическое звучание.

Все мое ношу с собой, — гласит древнее изречение. Это «свое» не покидает автора в его странствиях, создавая непрестанный, неотвязный «фон» для всего встреченного за рубежом, побуждая к постоянному сравнению и размышлению, будоража и мучая.

Салтыков уезжал из России в пору недолгих надежд, пробудившихся в обществе в связи с приходом к власти графа М, Т. Лорис-Меликова с его более гибкой политикой, и все же «свое» по-прежнему преимущественно выражается в горьких воспоминаниях о голодающей деревне, о бесправии, о злобном пресечении всяких попыток внести в массы свет знания, столь явственно проявившемся во время знаменитого "хождения в народ".

Разительный контраст между нищими полями, виденными «дома», и «буйными» хлебами на "обиженном природой прусском поморье" фантастически преображается в сновидение рассказчика — сцену разговора немецкого мальчика в штанах и русского — без оных.

Возможно, что в самом наименовании — "мальчик без штанов" — содержится смысл, полностью обнаруживающийся именно в европейском контексте. Знаменитое прозвище революционно настроенного простонародья во время французской революции 1789 года — санкюлоты — лишь по ошибке переводилось у нас как «бесштанники». На деле речь идет о людях, носивших длинные панталоны — в отличие от коротких дворянских (calottes).

Одна из горчайших печалей Щедрина как диагноста общественных недугов — это не покидающее его сознание, что русский крестьянин не просто беден, но, главное, по острому определению сатирика, которое часто вспоминал Ленин, беден сознанием своей бедности.

Образ этой огромной, задавленной, бесправной массы то и дело маячит на страницах книги, суровым диссонансом врываясь в повествование о праздношатающихся соотечественниках: "Подумайте! миллионы людей изнемогают, прикованные к земле и к труду, не справляясь ни о почках, ни о легких и зная только одно: что они повинны работе… Есть люди, у которых так и в гербах значится: пропадайте вы пропадом… Передо мной воочию метался тот "повинный работе" человек, который, выбиваясь из сил, надрываясь и проливая кровавый пот, в награду за свою вечную страду получит кусок мякинного хлеба".