Читать «ОСОБЕННОСТИ ЯЗЫКА И СТИЛЯ ПРОЗЫ БРАТЬЕВ СТРУГАЦКИХ» онлайн - страница 88

Имена главных героев служат маркерами двух сюжетных линий, представленных как в УНС-1, так и в УНС-2. Композиции повестей представляют собою цепочку из двух сменяющих друг друга точек зрения. Одна из них отражает взгляд на Лес «изнутри» и излагается персонажами, носящими имена Атос (УНС-1) и Кандид (УНС-2) - в дальнейшем эту сюжетную линию мы будем называть «линией Лес». Другая точка зрения отражает жизнь колонии землян на Пандоре (УНС-1) и Управления по делам леса (УНС-2). Она излагается персонажами, носящими имена Леонид Андреевич Горбовский (УНС-1) и Перец (УНС-2), - в дальнейшем эту сюжетную линию мы будем называть «линией Управление».

В замене имен главных героев (Леонид Андреевич Горбовский на Кандид, и Атос на Перец) нет ничего удивительного: и с Горбовским, и с Атосом читатели братьев Стругацких уже неоднократно сталкивались в предшествующих произведениях, относимых к циклу «Мир Полудня» (см. «Возвращение. Полдень. Век XXII», «Далекая Радуга») - потому в данном случае замена имен объясняется отказом от общих героев, которые могли бы связать «Улитку на склоне» с реалистической фантастикой. Характерно, что в составляющих «Улитку на склоне» сюжетных линиях эта замена происходила по-разному.

В сюжетной линии «Лес» было заменено только имя главного героя Атоса на Кандид, а имена остальных персонажей - жителей разбросанных по Лесу деревень - были оставлены практически без изменений. В именах второстепенных персонажей сюжетной линии «Лес» еще можно обнаружить какой-то общий принцип именования, который способствует их складыванию в единый ономастикон, элементами которого становятся либо названия разных частей тела людей (Кулак) и животных (Хвост), либо указания на какие-то внешние и внутренние качества ностителя имени (таких имен подавляющее большинство: Молчун, Болтун, Слухач, Староста, братья Плешаки и т.д.). В использовании таких схем, общих для всего ономастикона сюжетной линии «Лес», еще чувствуется стремление авторов придать достоверность придуманному ими миру. И в этот мир, созданный по канонам реалистической фантастики, попадает чужак, которого зовут Кандид. Кандид оказывается здесь не по своей воле - он летчик, потерпевший крушение над Лесом. Для дальнейшего развития сюжета повести Кандид необходим, прежде всего, как носитель остраненного взгляда на окружающий мир, как человек, пытающийся разобраться в происходящих вокруг процессах, как лицо, через размышления которого сведения об этих процессах могут быть переданы читателю. Таким образом, роль простодушного чужака, пытающегося разобраться в окружающей обстановке, оказывается вполне соотносима с именем, которое носит этот чужак, и которое в данном контексте становится полноправным «говорящим» именем. С другой стороны, соотношение имени Кандид с вышеперечисленными именами-кличками лесных жителей является соотношением другого уровня, чем то, которое наблюдается между именами лесных жителей и онимом Атос. В последнем случае мы можем допустить возможность рациональной интерпретации отличий, наблюдающихся в схемах наименования: Атос - это прозвище Михаила Сидорова - одного из героев, объединяющий весь цикл «Мир Полудня»; читатель, знакомый с повестью «Полдень. Век XXII» присутствовал и при моменте получения Михаилом Сидоровым своего прозвища: С огромным изумлением Капитан обнаружил в кружке своего сверстника - Михаила Сидорова, по ряду причин именуемого также Атосом [ПВXXII: 216]. В свете всех этих данных разница в способах именования объясняется «простым» фактом принадлежности носителей имен к разным мирам, что, если отвлечься от вымышленности самих этих миров, является нисколько не более невероятной ситуацией, чем факт отличия ономастиконов, сложившихся в разных странах. В случае же с именем Кандид в устоявшийся ономастикон жителей Леса вторгся не просто носитель чуждой для них культуры, но факт иного уровня реальности, заимствованный из иного художественного произведения и введенный в текст без каких-либо оправданий, - факт, обусловленный только произволом авторов. Подобное вторичное употребление имен, уже употреблявшихся в предшествующих текстах, было достаточно популярным приемом в русской литературе XVIII века. В.А. Никонов писал по поводу таких имен следующее: «По существу к типу условных имен можно отнести и название персонажа именем другого, тоже литературного, персонажа. Поэтика классицизма наполнила русскую поэзию конца XXVIII в. именами из произведений античности и Ренессанса [...]. Возвратясь в поэзию вторично, они воспринимались уже как поэтическая условность - своеобразные имена нарицательные, снова принимавшие функцию собственных [...]. Внутрилитературная вторичность этих имен делала их бледными копиями» [Никонов 1971: 411-413].