Читать «Пятеро в лодке, не считая седьмых» онлайн - страница 12

Евгений Юрьевич Лукин

На Афанасии была сияющая, хотя и побитая, потускневшая местами, броня персидской выковки.

— Доспех-то? — хмурясь, переспросил он. — С доспехом — беда… Скольких я, царствие им небесное, из кольчужек повытряс, пока нужный размер нашел!.. Ну заходи, что ли…

Шерхебель (ибо это был он) пролез вслед за Афанасием в землянку и тут же принялся рассказывать.

— Ну, я вам скажу, двор у хана Батыя! — говорил он. — Это взяточник на взяточнике! Две трети сбережений — как не было… Хану — дай, — начал он загибать пальцы, — женам его — дай, тысячникам — дай… Сотникам! Скажите, какая персона — сотник!.. Ну да Бог с ними! Главное: дело наше решено положительно…

— Дело? — непонимающе сдвигая брови, снова переспросил Афанасий.

Ликующий Шерхебель вылез из дорогого халата и, отмотав с себя два слоя дефицитной парчи, извлек уже знакомый читателю рапорт о том, что гребное устройство непременно достигнет пристани Баклужино в такое-то время. Дата прибытия была исправлена. Чуть ниже располагалась ровная строка арабской вязи и две печати: красная и синяя.

— «Исправленному верить. Хан Батый», — сияя, перевел Шерхебель.

Афанасий задумчиво его разглядывал.

— А ну-ка прищурься! — потребовал он вдруг.

— Не буду! — разом побледнев, сказал Шерхебель.

— Смышлен… — Афанасий одобрительно кивнул. — Если б ты еще и прищурился, я б тебя сейчас по маковку в землю вбил!.. Грамотку-то покажи-ка поближе…

Шерхебель показал.

— Это что ж, он сам так красиво пишет? — сурово спросил Афанасий.

— Ой, что вы! — Шерхебель даже рукой замахал. — Сам Батый никогда ничего не пишет — у него на это канцелярия есть. Между нами, он, по-моему, неграмотный. В общем, все как везде…

— А печатей-то наляпал…

— Красная — для внутренних документов, синяя — для зарубежных, пояснил Шерхебель. — Так что я уж на всякий случай обе…

Тут снаружи раздался нестройный аккорд, и щемящий надтреснутый голос запел с надрывом:

— Ах, умру я, умру… Пахаронют миня-а…

Шерхебель удивился. Афанасий пригорюнился. Из левого глаза его выкатилась крупная богатырская слеза.

— Входи, бедолага… — прочувствованно пробасил Афанасий.

Вошел трясущийся Альбастров. Из-под надетой внакидку ношеной лисьей шубейки, только что, видать, пожалованной с боярского, а то и с княжьего плеча, глядело ветхое рубище да посвечивал из прорехи чудом не пропитый за зиму крест.

— Хорошие новости, товарищ Альбастров! — снова воссияв, приветствовал певца Шерхебель.

Электрик был настроен мрачно, долго отмахивался и не верил ничему. Наконец взял документ и обмер над ним минуты на две. Потом поднял от бумаги дикие татарские глаза.

— Афанасий! — по-разбойничьи звонко и зловеще завопил он. — А не погулять ли нам, Афанасий, по Волге-матушке?

— И то… — подумав, пророкотал тот. — Засиделся я тут…

— Отбить у татар нашу лодку, — возбужденно излагал Шерхебель. Разыскать Чертослепова…

— И Намазова… — с недоброй улыбкой добавил электрик.

2

Отгрохотал ледоход на великой реке Итиль. Намазов — в дорогом, почти как у Шерхебеля, халате и в сафьяновых, шитых бисером сапожках с загнутыми носками — прогуливался по берегу. На голове у Намазова была роскошная лисья шапка, которую он время от времени снимал и с уважением разглядывал.