Читать «Кино: перезагрузка богословием» онлайн - страница 16

Надо заметить, что эта логика работает и в современной науке: объясняющую модель ученый должен выбрать в зависимости от того, какую именно задачу он решает сейчас. И модели эти могут быть взаимоисключающими, как скажем, в теории корпускулярно-волнового дуализма.

Буддизм же не объясняет, как человек может остановить поток кармы, если законы кармы правят всем. Философия индуизма не ставит вопрос о том, как человек может быть свободен, если все в мире есть Божество. Если человек есть частица Божества, то как частица может быть свободна от того Целого, частью коего она является?

Но «Матрица» ставит этот вопрос. Во второй серии все персонажи убеждают Нео в том, что он — не свободен, что от него, по большому счёту, ничего не зависит. Выбор сделан. Жребий брошен. Программа запущена. Нео же настаивает на своей свободе. Само наличие этой дискуссии уже выдает приписку «Матрицы» к порту христианской культуры.

Ответ же, который предлагает третья «Матрица», звучит, как мне кажется, так: бунт Нео свободен с точки зрения самого Нео; бунт Нео непредсказуем для самой Матрицы (сравни суждение Толкиена в «Сильмариллионе»: «В каждую эпоху появляются вещи новые и непредвиденные, так как они не исходят из прошлого»); бунт Нео не является новостью для создателей Матрицы (Пифии и Архитектора).

Вполне христианская схема: человек субъективно переживает свою свободу; его свобода не может быть рассчитана и уловлена в системе мирового детерминизма; и все же свободный поступок человека предузнан Творцом.

В третьей серии число христианских мотивов умножается. Постоянно звучит тема веры и тема чуда. Когда боевые машины Матрицы уже прорвали оборону Синона, остается лишь верить в чудо. А вера — это специфически христианская установка сознания. Маги и колдуны всех народов не верят, а «знают». Буддист также свои принципы не станет выражать через слово «вера». Даже в Ветхом Завете слово вера употребляется редко: оно, например, просто отсутствует в Торе — Пятикнижии Моисеовом (первые пять книг Ветхого Завета). И в христианском богословии и в «Матрице» звучит тема слишком навязчивой очевидности, через которую в поступке веры надо переступить.

Вера — это отражение реальности (отражение в том смысле, в каком отражают натиск врага). Тот, кто верит в победу Нео, — не сложит оружие и одержит верх. Мудрый епископ в романе Клиффорда Саймака говорит, что «Вера — весьма разумное основание для поступка».

И, наконец, в финале третьей «Матрицы» находятся две очевидные цитаты из Евангелия. Одна из них — зрительная, другая — текстовая. Зрительная, образная цитата — это распятие. Нео в буквальном смысле распинается, раскидывает руки перед Матрицей… Нео готов к смерти (во второй серии Пифия говорит ему, что он еще не может умереть по той причине, что еще не готов к этому). Он отказывается от сопротивления перед ней. Распятие — вполне определенный жест. Если искать его антоним в языке именно жестов, то таким антонимом окажется боксерская стойка. Распятие — это раскинутые руки, это открытость и беззащитность. Боксерская стойка — это предельная закрытость и враждебность к тому, кто стоит напротив. То, что распятие понималось именно так, можно подтвердить двумя текстами. Один — древний святоотеческий, другой — современный поэтический. «Он раскинул руки Свои на кресте, чтобы обнять всю вселенную» (св. Кирилл Иерусалимский. Огласитиельные беседы 13,28); «Слишком многим руки для объятий Ты раскинешь по краям креста» (Борис Пастернак).