Читать «Фирмамент» онлайн - страница 174

Михаил Савеличев

- Разве не так?

- Ну кого сейчас интересует похоть? Размножение? Извращение?

- Меня.

- Оскопление - несложная операция. У всех есть часть плоти, с которой они могут расстаться. Как написано в книге, легендарные скопцы удаляли мужчинам яички, и это называлось "малой печатью". Человек, производивший операцию, перевязывал мошонку у основания, отрезал ее, прижигал рану или смазывал ее целебной мазью. Была и "большая", или "царская печать": отрезали сам пенис. Женщинам удаляли соски, груди или выступающие части гениталий. Каждого, кто становился членом общины, обучали особому поведению и преданиям, которые отделяли и защищали его от окружающего мира. Он давал обет хранить тайну и упражнялся в связанных с этим обетом "приемах". Чем больше отклонялась община от общепринятых норм, тем тщательнее она старалась скрыть свое отступничество. Но потом это стало неважно.

- Неужели все так примитивно просто? - разочаровался Фарелл, - Тогда это не самое страшное испытание.

- То были лишь забавы. Забавы с собственным телом, наследие древних традиций улучшения водянистой емкости душ. Архаизм и наивность. Мы практикуем более совершенное и радикальное средство. Оно вам должно понравиться.

- Почему мне?

- Потому что там уже не будет таинства смерти, коммандер. Там будете только вы наедине с самим собой - в вечности и пустоте. Подлинной вечности и подлинной пустоте.

Пожалуй, это можно было назвать главным залом. Или храмом, если скопцки вообще практиковали столь дремучую форму связи с высшими силами. Бездна вновь вырывала низкий потолок в светящуюся мглу потусторонних галлюцинаций, откуда в ответ на любое оформленное устрашение подсознания должен быть готов выглянуть целостный лик всеобъемлющего страха, целостность мрачной морды ночных кошмаров - провалов черноты, бесконечных отверстий разлагающейся Ойкумены, из которых прижигание войны выгоняет самые ужасные свои порождения. Пол пробивало ослепительными озерцами света, зернистость переливчивых спеклов, кишащих в очерченных границах подтаявшего металла, устремляла ввысь плотные колонны, чьи верхушки распадались множеством щупальц, переплетающихся в вязь непонятных письмен в ауре посмертного сна. Нечто отрывалось от раскаленных луж, мучительно вытягивалось, скручивалось и устремлялось по колонне смутной тенью еще одной загубленной души. Небеса-на-связи.

Ближе к середине зала, за линией озер и колонн пол вспучивался неопрятной громадой гранулированных света и тьмы - растрепанных катышков ослепительных солнц и холодными провалами вырванных змеиных глаз, липкими и холодными мазками цепляющимися за кожу лица. Почему-то было именно так свет прокладывал путь надежды, смутной и боязливой, тепловатой, но еще хранящей в глубине ледяные слои разочарований и амнезии, чтобы по неуверенным и вероятным траекториям вслед втискивался чудовищный обман тьмы, иного, границы, меона, без которого невозможно отличить первое среди ровных и серых будней целующей смерти.