Читать «Тринадцатый Император. Часть 1» онлайн - страница 24

– Его Величество, сильно устали, – прокомментировал мое состояние Строганов.

Я шел как во сне. Меня куда-то вели (почти несли) я что-то вяло делал и отвечал, слыша вопросы где-то на периферии ускользающего сознания. Мне что-то говорили люди, которых я с трудом узнавал, я что-то отвечал им, напрямую пользуясь памятью Николая. Может это его личность захватывает мою? И вяло удивился охватившей меня при этом апатии. Эта мысль уже не пугала меня, настолько я был измучен и подавлен. В конце концов, оказавшись в кровати, я забылся сном без сновидений.

На этот раз просто тяжелым сном, с выздоровлением поутру, дело не обошлось. У меня поднялся жар, всю ночь я метался в бреду. Консилиум врачей собравшихся около моей кровати совершенно точно установил, что болезнь моя прогрессирует, но к единому мнению о ее причинах прийти не сумели. Ну, ещё бы, случаи переселения сознания в мировой практике пока известны не были.

Днем мне стало немного легче и я сумел забыться сном, но уже к вечеру мое состояние снова резко ухудшилось. Боль в глазах, тошнота, рвота – я чувствовал себя как на смертном одре. Все было настолько плохо, что мне даже вызвали священника, чтобы я мог исповедаться. Говорят, что он был поражен моим необыкновенным мужеством. Несмотря на терзавшие меня страшные боли, я был спокоен и умиротворен, ну или казался священнику таковым.

Из личного дневника фрейлины вдовствующей императрицы.

В среду, 23 октября, утром доктора произнесли смертный приговор. Казалось, надежда безвозвратно утеряна, но этим же вечером наступило настолько явное улучшение, что они объявили его спасённым, и у них хватило жестокости сказать это матери.

Ночь на четверг прошла ужасно тревожно, а к утру было новое излияние в мозгу. Весь четверг он бредил, хотя узнавал подходивших к его постели, особенно мать, которую, наконец, убедили оставаться при нём. В пятницу, к утру, он задремал и спал весь день… Доктора снова начали надеяться.

Суббота прошла очень беспокойно, мысли путались всё больше и больше; с вечера пятницы он уже не спал. Он смотрел вокруг, как человек, еще воспринимающий впечатления, но абсолютно безразличный к происходящему. К вечеру он успокоился. Императрица пошла спать, приказав себя разбудить в 4 часа, т.к. Гартман (один из докторов. – И.Д.) предполагал, что в этот именно час могло быть плохо. В самом деле, только что она подошла к нему, как к больному вдруг вернулось полное сознание. Он начал целовать ей руки и сказал ей: «Прощай, Ма; жаль мне тебя, бедная Maman!» Гартману, подошедшему в это время, он сказал: «Прощайте, прощайте», – и, показывая на мать: «Берегите её хорошенько». Его спросили, не хочет ли он приобщиться, на что он с радостью согласился. Хотя не мог он исповедаться, но пока говорили молитву, он схватил епитрахиль и приложил её к сердцу… Когда читали молитву после причастия, бедное лицо цесаревича было залито слезами и светилось радостью; священник уверял, что никогда не видел у умирающих столь сияющего счастьем лица. Весь день и всю ночь мы молились за его выздоровление. Казалось, вся Россия с её бескрайними просторами замерла в ожиданьи. Центральные газеты ещё второго дня издали статьи о болезни цесаревича. Отовсюду, даже из самых удаленных краев русской земли, шли и шли телеграммы. Особенно трогательны они были из тех губерний, которые цесаревич посетил в своем недавнем путешествии. «Церкви забиты до отказа. Народ молится прямо на улице не желая расходиться несмотря на холод. Службы во здравие цесаревича не прекращаются ни на минуту» – писали губернаторы. Даже в королевстве Польском наступило затишье – восстанье с новой силой вспыхнувшее поле смерти императора Александра, сейчас, казалось, вовсе прекратилось.