Читать «Сидо» онлайн - страница 4

Но медленно и верно она доводила работу до конца. И тогда, в два шага выбегая за порог, оказывалась в саду. Куда исчезало её сердитое беспокойство и нетерпение!.. Вид растительного царства действовал как противоядие. У неё была необычная привычка приподнимать розы подбородком, чтобы налюбоваться ими вволю.

– Смотри-ка, эти анютины глазки – вылитый Генрих Восьмой Английский, и бородка такая же круглая, – говорила она. – Сказать по правде, не нравятся мне эти жёлтые и фиолетовые анютины глазки с лицами свирепых и грубых рейтаров…

В моём родном квартале не насчитывалось и двадцати домов, возле которых не было садов. Домики победнее утешались двором, более или менее цветущим, и одной-двумя беседками в густых или жиденьких виноградных завитках. За каждым домом, выходившим фасадом на улицу, начинался глубокий сад, отделявшийся от соседних садов общей изгородью. Эти-то сады, раскинувшиеся за домами, и составляли собственно деревню. Здесь протекала летняя жизнь: здесь стирали, чистили, кололи дрова на зиму; здесь кипела работа в любое время года, и дети отдыхали тоже здесь, взгромоздившись на распряжённые повозки с сеном.

Участки вокруг домиков, соседствовавших с нашими, не составляли для нас никакой тайны; но зато наш сад, спускавшийся вниз по отлогому склону с высокого холма, надёжно защищали старинные высокие стены и купы густых деревьев. Сад поэтому делился на «нижний» и «верхний», откуда уже начинались дома, и, устроившись в нём, приятно было слушать вести со всех концов, которые приносило нам гулкое эхо от холма, похожего на испещрённый огородами коралловый риф.

Сидя в саду, мы слышали, как где-то в южной стороне чихает Митон, роясь в земле и подзывая свою белую собаку, которую он каждое 14 июля непременно окрашивал ещё в два цвета: голову – в голубой, а хвост – в красный. С северной стороны доносилась незатейливая песенка матушки Адольф, которая связывала тесёмочкой букет фиалок, чтобы положить на жертвенник в нашей церкви – в неё однажды угодила молния, и колоколенка обрушилась. А на восточной стороне печально перезванивал дверной колокольчик, извещавший нотариуса о приходе клиента… Что там мне всегда твердили о провинциальной скрытности? Хороша скрытность! В наших садах ничего невозможно было утаить.

О сладостная цивилизация наших садов! Утончённая, милая приветливость цветущих огородов и рощицы, именуемой «птичьим двором»! Разве что-нибудь недоброе могло проникнуть сквозь эти общие шпалеры, тянущиеся вдоль чердачных окошек и желобов для водостока, накрепко сцепленных друг с другом густым лишайником и зарослями пламенеющей заячьей капусты, любимого места прогулок котов и кошек? А с улицы беспардонные дети глазели, играли в мяч, шлёпали через ручей, высоко подобрав юбчонки; соседи раскланивались или перебрасывались ругательствами, смехом, перемывали косточки каждому, кто шёл мимо, а мужчины курили у порогов и поплёвывали… Наши воротца, из серого железа, с большими выцветшими створками, вздрагивали от моих неумелых гамм, лая собак, откликавшихся на перезвон дверного колокольчика, и трелей запертых в клетках зелёных чижей.