Читать «Сундучок, в котором что-то стучит» онлайн - страница 11

— Итак, я рад, друзья! — вновь не сдержал я своих эмоций, но тут же вспомнил некую странность и повернулся к Гене. — Однако, Гена, вы, кажется, сказали в начале нашей встречи некую странную фразу. Почему вы не хотели вовлекать меня, вашего старого — надеюсь, я не преувеличиваю — друга, в какую-то историю, которую вы назвали нелепой? Поверьте, дружище, мне интересно все, что связано с вами, а истории, которые вначале нам кажутся нелепыми, очень часто впоследствии принимают форму магического кристалла.

— Да, я знаю, — вздохнул пионер. — Что ж… — Он посмотрел вверх, на крышу, и тихо спросил своего верного кота: — Ну как? Варит?

Шуткин вспрыгнул на трубу, заглянул в нее, сморщился и утвердительно чихнул.

— Опять варит, — огорченно сказал Гена. — Что за странная, в самом деле, несовременная персона! Может быть, вы заметили, Василий Павлович, на площади человека с пуделем на поводке?

— Еще бы не заметить!

— В таком случае давайте поднимемся в бельэтаж этого серого невыразительного дома, — предложил Гена.

Оставив наши механизмы на улице, мы втроем поднялись по темной лестнице на площадку, где было несколько старинных высоких дверей с медными ручками и разнообразными звонками. Пожалуй, на этих дверях можно было бы проследить всю эволюцию полезного предмета цивилизации, называемого дверной звонок, начиная от простой веревочки и кончая элегантной, почти рояльной клавишей. Сбоку от этой последней клавиши я увидел медную табличку с гравировкой:

П. Ф. КУКК-УШКИН. ИНВЕНТОР

— Что значит «инвентор»? — спросил я.

— Никто не знает, — сказал Юрий Игнатьевич. — Даже в домоуправлении не знают.

— Предполагаю, что это от английского invent, что значит «изобретать». То есть изобретатель, — тихо произнес Гена, и я лишний раз молча удивился аналитическим способностям моего юного друга.

Слабая струйка зеленого дыма вытекала из замочной скважины. Мелкий стеклянный перезвон доносился из глубины. Гена нажал клавишу звонка.

— Кто там? — немедленно отозвался прямо из-за двери неприятный голос, по которому я тут же узнал субъекта с пуделем, хотя никогда ранее не слышал голоса этого человека, за исключением вопля «Онегро! Онегро!», когда он кричал явно не своим голосом. Однако именно такой, и никакой другой, должен был быть у него голос.

— Именем всего, что дорого человеку, именем высоких гуманных принципов нашей цивилизации — откройте! — грозно сказал Геннадий, и голос его дрогнул. — Откройте, пожалуйста, Питирим Филимонович.

— Не могу и не хочу! — был ответ.

Голос был не просто неприятным, он старался быть еще и еще неприятнее. В конце концов он завизжал, как электропила.

— Какого черта, Питирим! — рявкнул весьма натурально старый авиатор. — Мы с вами не первый день знаем друг друга. Вы убедились сегодня, что я еще летаю, и давайте-ка открывайте без проволочек!

— Не могу и не хочу! — проскрипела электропила уже на малых оборотах. — Я в процессе.

Вслед за этим из-за двери послышался чудовищный свист флейт, целого десятка флейт, напоминающих недоброй памяти муштру императора Павла, а из всех щелей старой двери повалили клубы разноцветного дыма, обрекшего нас на чихание.