Читать «1993. Расстрел «Белого дома»» онлайн - страница 400

В следствие вмешивался не только Б. Н. Ельцин. „Были еще обстоятельства, которые меня очень беспокоили, — отмечает А. И. Казанник. — Представители каких-то демократических организаций приносили мне огромнейшие списки с предложением немедленно арестовать этих людей. Я эти списки рвал в их присутствии и один раз сказал, что сижу в кабинете Вышинского, но никогда не допущу, чтобы дух Вышинского возродился“. „А как-то из Кремля, — вспоминает бывший генеральный прокурор, — принесли пакет с методическими указаниями по расследованию массовых беспорядков (подпись автора была оторвана). В них говорилось очень лаконично и четко: не создавать никаких следственных бригад, расследовать уголовное дело в течение 10 дней, всем предъявить обвинения по статьям 102 и 17 — соучастие в убийстве. Казаннику выступить обвинителем на этом процессе и потребовать для всех смертной казни. Этот документ тоже последовал в урну“. [Там же.]

По свидетельству Л. Прошкина, были и другие рекомендации, в частности: „Не выходить за пределы 3–4 октября“. [Корольков И. Павшие за чужую икру (интервью с бывшим старшим следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры РФ Л Прошкиным) // Московские новости. 2003. 30 сентября.]

Сообщая о том, что каждый вторник он делал доклад Б. Н. Ельцину, А. И. Казанник рассказывает, как однажды Борис Николаевич поинтересовался: „„Алексей Иванович, как вы будете квалифицировать действия участников событий?“ Я сказал: „Разумеется как массовые беспорядки“. И поразился, когда он спросил: „А что, сто вторая и семнадцатая разве не подойдут?“ Я понял, что его тщательно готовили к этому разговору, и сказал: „Борис Николаевич, не подойдут!“ Он спросил: „Почему?“ Я объяснил, что обвиняемые ни с балкона „Белого дома“, ни при штурме Останкина не говорили, что надо убить конкретных людей. Ельцин сказал: „Но жертвы же есть!“ Я объяснил, что на юридическом языке это называется эксцесс исполнителя: толпа или отдельные фигуранты толпы могут выйти за пределы умысла организаторов массовых беспорядков. Следовательно, только их действия надо квалифицировать по последствиям. Президент не согласился: „Это — очень странная позиция“. Но я возразил: „Никакой другой правовой позиции быть не может!““. [Петров А. „Меня восприняли как ельцинского палача“ // Московские новости № 2003. 30 сентября (интервью А. И. Казанника)]

Еще более странной, по мнению Б. Н. Ельцина, была оценка генеральным прокурором действий правительства.

„После неудачного штурма Останкина, — объяснял А. И. Казанник свою позицию экс-президенту, — Макашов и его боевики возвратились в „Белый дом“. С точки зрения права состав преступления считается оконченным с этого момента: они просто сидят в здании. Поэтому, прежде чем штурмовать „Белый дом“, надо было провести переговоры, потребовать, чтобы они вышли. Но никто — а мы допросили более 2000 военнослужащих и других лиц, — никто не показал, что эти переговоры велись. Обратное утверждал лишь Черномырдин. Я спросил у него, кто конкретно вел переговоры. Он сказал, что его помощник знает. Я спросил помощника. И услышал: „Впервые об этом слышу!““. [Там же.]