Читать «Словарный запас» онлайн - страница 27

Лев Семёнович Рубинштейн

Так это или не так, но факт есть факт: не живет и не может жить «традициями и обычаями» современная страна, где главным инструментом социального регулирования должен служить все-таки закон, а разные обычаи да традиции наравне с мифами, легендами, былинами, пословицами, поговорками, поверьями, народными приметами, сонниками, бабушкиными сказками и прочими суевериями служат объектами пристального и вполне законного интереса со стороны этнографии, фольклористики, лингвистики, литературы, искусства и ресторанного бизнеса.

Впрочем, время от времени давно и плотно размещенные по музеям, библиотекам, университетам и прочим центрам народного творчества «обычаи» вдруг сбегают из клетки, и тогда бывает так, что дело кончается либо терактом, либо погромом.

Однажды я оказался в Берлине в те дни, когда на восточной окраине города был совершен поджог общежития, где обитали в основном выходцы из Азии. Имелись жертвы. Таким образом заявили о себе мутные, дремучие, кромешные «обычаи».

Впрочем, на следующий день в центре города собрались примерно полмиллиона берлинцев, выступивших против фашизма и ксенофобии. На митинге выступали многие, в том числе и бургомистр. Это событие обсуждали на всех телеканалах и во всех газетах.

Но это было в Берлине, далеко, отсюда не видно.

[Мифы]

Скверный анекдот

Когда-то, очень давно, в середине 70-х годов на крымском пляже ко мне подошел молодой человек и спросил, не москвич ли я. Я подтвердил его догадку. Тогда он мне сказал: «Слушай, мужик! Как же нас тут зае…ли эти ваши съезды и пленумы!» Я ответил, что меня — еще больше. «А х…ли тогда?» — не вполне логично, но убежденно сказал он. Ответить мне было нечего.

Точно так же, как нечего мне ответить всем тем, кто склонен разделять человечество лишь на две части-на «нас» и «вас», на «нас» и «их».

Понятно, что любой человек, если он не аутист, не может существовать без социальной идентичности, что у каждого есть свои «мы». Есть они и у меня. Мои «мы» — это круг людей, объединенных совокупностью тех или иных социально-культурных конвенций. «Свой» для меня — это тот, кому кажется смешным то же, что и мне, и то же, что и мне, представляется прекрасным или ужасным.

Чем больше у человека этих «мы», тем содержательнее его существование, тем оно сложнее, драматичнее, веселее. Можно одновременно говорить про себя «мы, врачи», «мы, любители футбола», «мы, лютеране», «мы, меломаны» и, наконец, «мы, датчане» и «мы, рыжие». Беда, если число конвенций ограничивается одним пунктом. Это всегда чревато сектантством со всеми вытекающими последствиями. Я знал одного художника, который говорил иногда что-то вроде того, что «мы, анималисты, привыкли закусывать водку горячим борщом». Причем, говоря это, он вовсе не шутил — смешно было всем, кроме него.

И совсем беда, когда пресловутое «мы» апеллирует к обстоятельствам, в которых персональная человеческая воля не участвует ни в малейшей степени, — к обстоятельствам «крови и почвы». Эта конвенция самая легкая, самая соблазнительная, самая архаичная и дремучая. А потому и самая заразная. А потому и самая кромешная в своей разрушительной потенции.