Читать «Тачки, девушки, ГАИ» онлайн - страница 64

Она с интересом посмотрела на него и ответила:

— А вы знаете, что в таких случаях тот же самый кирпич на голову падает?

Повисла пауза. Ее разрядила своими аплодисментами дочка этой чудесной дамы. Он ушел ждать, пока мама уберет машину, на улицу. Хотя ведь аплодисменты могли повлиять на него и совершенно по-другому. Но тогда как страховочный вариант мог вступить в игру, собственно говоря, я. Так я до сих пор думаю. Но ему оказалось достаточно детских аплодисментов. А я был вынужден после этого думать о том, что порой дети — это не цветы жизни и не остромодная вещь, а единственная соломинка, за которую можно ухватиться. И вряд ли эта девочка, в свою очередь, думала о том, что в этом сезоне модно защищать маму аплодисментами. И про то, что она соломинка, девочка тоже не думала. И она не просто аплодировала удачной шутке мамы, а она очень хотела помочь своей маме и помогла в итоге, а значит, за эти несколько минут сильно повзрослела.

Таковы хорошие дети, которые подъезжают к черному входу в детский сад на хороших машинах. Смесь того и другого дает неожиданный результат в виде спасительных аплодисментов.

Ну а что же происходит с водителями, которые оставляют свои машины у центрального входа в детский сад, и их детьми? Да все у них очень хорошо. Для них автомобиль — именно роскошь, и ничего больше. Там, у центрального входа, и дорожка широкая, и на ней спокойно разъедутся две машины. Такие дети, мне кажется, могут не повзрослеть и до старости.

Так вот, мой почти двухлетний сын совершенно помешан на идее автомобиля. Почему, я не знаю. Но он становится совершенно невменяемым, когда только начинает думать о нем. Он садится в большой ящик для игрушек на колесиках, и едет, и внутриутробно гудит, надувая щеки и тараща глаза. Бубен для него — руль. И крышка от кастрюли — тоже руль. Он переворачивает стул, достает из холодильника контейнер для овощей, кладет на стул какую-нибудь куртку, лежавшую на соседнем стуле, забирается под нее, садится в контейнер, берет в руки красное деревянное кольцо от пирамиды, и едет куда-то, и гудит. И потом, уже накатавшись, он пристально следит за тем, чтобы кто-нибудь не сломал его машину.

Его мама решила, что ребенок должен ходить на английский язык. И они ходят. Я пытался узнать у нее, говорит ли он уже по-русски, но внятного ответа ни от кого не получил. Похоже, не говорит. При мне по крайней мере он говорить по-русски не хочет, а по-английски не может. Допускаю, что может быть и наоборот.

Но вот вдруг его мама вернулась домой и рассказала, что Ваня заговорил на английском языке первым из их группы. Так я выяснил, что их там целая группа — не детей, а покровительствующих им мам, которые искренне считают, что ребенок, живущий в России, должен начать разговаривать на английском раньше, чем на русском.

— Он сказал "гуд бай!" — кричала его мама (и моя жена). — Ты понимаешь?! Гуд бай! И еще — "ап энд даун"! А больше никто не сказал! Ни-кто!

И это при том, что она же рассказывала мне, как в конце первого же занятия Ваня, мирно просидев на стульчике около часа, вдруг молча встал и пошел к выходу — даже не то что "гуд бай" не сказав, а и не кивнув никому на прощание.