Читать «Сны о России» онлайн - страница 116

— В прошлом году река неожиданно вскрылась пятнадцатого марта, — рассказывал Коити. — Тогда унесло мужика вместе с лошадью и санями, гружеными мукой. Ну и шуму было!

— А в начале июля на колокольне Спасского монастыря установили часы, и теперь каждый день по нескольку раз колокол отбивает время, — подхватил Исокити, также желая рассказать о чем-либо интересном, происшедшем в отсутствие Кодаю.

— А восьмого марта, — продолжил Коити, — в Богоявленской церкви крестили якута. Крестным отцом был сам епископ, а крестной матерью — супруга генерал-губернатора Пиля. Весь город только об этом и говорил.

Японцы наконец подошли к могиле Кюэмона и молча склонили головы.

— Уезжаем на родину, Кюэмон, — прошептал Кодаю. Он с горечью подумал о том, что здесь спит вечным сном тот, кто больше всех стремился возвратиться на родину. Когда Кодаю произносил последние слова прощания, ему вдруг почудилось, будто камень на могиле Кюэмона чуть-чуть сдвинулся в сторону.

За истекший год в Иркутске произошло и немало мелких событий, о которых русские друзья не преминули сообщить Кодаю. Так, Кодаю узнал о замене иркутского обер-коменданта — этот пост занял жестокий человек Андрей Иванович Блюм; о кончине исполнявшего обязанности губернатора Михаила Михайловича Арсеньева — церемония похорон состоялась в Знаменской церкви. Злые языки говорили, что он проиграл свое состояние в карты и оставил дочерей без денег — вдове нелегко будет выдать их замуж. Арсеньев был очень добрым и гостеприимным человеком, и его напрасно обвиняли во всех смертных грехах.

Но главным были не сами новости, а то, что иркутяне сообщали их Кодаю как своему человеку, жителю Иркутска. Да и сам Кодаю чувствовал теперь такую симпатию к этому городу и людям, с которыми в ближайшее время должен будет расстаться навсегда, какой до тех пор не испытывал. Кодаю, повидавшему Москву и Петербург, Иркутск показался очень маленьким. Но в нем была какая-то особая привлекательность. Недаром Синдзо так хотел поскорее вернуться из Петербурга в этот город в излучине Ангары, где дома жались друг к другу, а утром и вечером над заваленными снегом крышами плыл колокольный звон…

В доме, где некогда поселили прибывших в Иркутск японцев, теперь жили только Синдзо и Исокити. Кодаю предоставили другой, более обширный дом там же, на Ушаковке. Чтобы не было скучно, он забрал с собой Коити. А Сёдзо по-прежнему находился в больнице. Так получилось, что теперь пятеро японцев помещались в трех разных местах…

Кодаю регулярно ходил в канцелярию, пытаясь выяснить, когда они смогут отправиться в Японию. Наконец в начале мая ему сообщили, что все подготовительные работы завершены и корабль готов к отплытию. Отъезд из Иркутска наметили на двадцатое мая. Кодаю сообщил об этом Коити и Исокити и предложил ничего не говорить Сёдзо вплоть до дня отъезда. Скрывать дату отъезда от Синдзо не было смысла, и при встрече Кодаю сказал ему:

— Двадцатого мы уезжаем. Решили сообщить об этом Сёдзо в день отъезда.